не так хорошо как прежде. В некоторые минуты я забывалась точно во сне и представляла, что нахожусь в неутомительной пешей прогулке. Четвёртый обход делать я не стала и, приостановившись возле дома, где проживал мой новый приятель, ненадолго задумалась.
Хотелось бы отметить, что в школе я не приобрела никакого опыта в общении с представителями мужского пола, но и не испытывала по этому поводу никаких тревог. Мне было нисколько не важно, что происходило в их неспокойных ужасных душах (с долей явного раздражения говорила мать, а теперь повторяла, словно комнатный попугай, и я), в их ледяных сердцах и глазах, которыми они, юные и нетерпеливые, умели легко пользоваться в корыстных целях и манипулировать при их помощи же маленькими глупенькими девочками. Я таковой себя никогда не считала и потому не имела с ними никаких дел. Хотя, конечно, душа наполнялась судорожным трепетом, когда какой-нибудь ровесник проходил рядом и невзначай, осторожно, точно бы бережно, дотрагивался до плеча моего и после долго и застенчиво извинялся, мол, не хотел делать этого, вышло само собой, или когда одноклассник, почти неизвестный мне, но довольно выразительный и подтянутый, просил списать контрольную работу и улыбался так широко и по-доброму, что тело тотчас охватывало сладостною дрожью, а щёки заливались малиновым румянцем. Но всё это проходило в таком быстром темпе (словно всё наше существование!), что уже после последнего урока я забывала и об улыбках, и о смущении, которое читалось на моём лице, в то время пока очередной дурацкий мальчишка пользовался моей добротой.
Неожиданно отворилась входная дверь. Зазвенел серебряный колокольчик, и наружу неслышною походкой выбрался Илья. Голову его покрывала красная панамка, из-под которой выглядывали светло-коричневые волосы. Узкие глаза, в каких неподвижно застыла навсегда необъяснимая горечь, что обыкновенно есть у человека, обязательно пережившего трагическое событие, переливались тусклым блеском. Губы его были тонки и отсвечивали бледною розоватостью, какая имеется почти у всякого розового цветка, что только-только начинает распускаться и издавать прелестный запах. Ростом и телосложением он пошёл в отца, то есть, был также невысок и худосочен. Не отличался он выдающимся умом, хотя и имел изрядную сообразительность, за какую его можно было смело похвалить и пожать ему крепко руку. Порой простота его граничила с чрезмерною наивностью, которой он сам и удивлялся, и стыдился, и забавлялся, и втайне гордился. Хорошенько он пользовался подобным качеством на людях, хотя делал это не нарочно, не руководствуясь никакими нечистыми помыслами.
Я подобралась ближе к забору, поднялась на носочки и положила правую ладонь на остриё доски, наполовину скрытой кустом махровых пурпурных шток-роз. Илья заметил меня и, сдержанно улыбнувшись, раскрыл калитку и вышел к фонарю.
– С чего вдруг решила заняться спортом?
– Да ведь полезно это. Тем более вчера я узнала, что у меня огромный живот! – произнесла я и в огорчении
