помощь?
– Нет! – не оборачиваясь, откликнулась она и исчезла за деревьями.
– Это ещё что за видение?– спросил Ярренвейн у приятеля. – Альдская колдунья из вышних сфер?
– Не знаю, – сокрушённо вздохнул Лассан. – Не знаю, мой рон, но обязательно выясню. Есть у меня одно подозрение.
– Выкладывай. Должен же я знать, что это тут в моём лесу проросло за чудо-юдо?
Лассан хитро усмехнулся.
– О, великий рон! Ежели твой недостойный слуга в моём лице прав, то это не у тебя проросло, а у твоего доброго соседа канна Эмметского.
– Объяснись, – Ярэмэйн шутливо ткнул кулаком в бок Татеука. – А не то заставлю сейчас с собой вместе купаться. И то подумать: такая мелкая нечисть может запросто, а ты перепугался.
– Объясняю, – кивнул Лассан. – Я на том не поручусь, ибо сам грешен, в Яшмете не часто бывал доселе, да и те разы, что бывал, не в каннских хоромах пировал, а… ну, мои похождения к делу не относятся. Но сказывают, что есть у канна Эстэвена четыре дочки. Две – маленькие ещё совсем, только-только годков восемь на двоих им сравнялось, а две – постарше. Старшая, мол, красы несказанной девка, такая, что ни глаза отвести, ни слово в её присутствии молвить – так дух перешибает. А вторая – так, обычная вроде с виду, только рыжая, будто пламя или морковка, к примеру. Ну, и ещё, говорят, что малёхо не в себе она, не в уме то есть. Мол, каньа, когда ею в тягости было, уж больно собой рисковала и дорисковалась – родила в дороге, чуть ли не в седле… Но это слухи всё, конечно, а как на самом деле – я не знаю.
– Рыжая, да? – кивнул Ярренвейн. – Думаешь, это она?
– А кому ещё быть? – пожал плечами Лассан. – У нас тут чужаков мало, разве со стороны Спарсии кто переселится, да приживётся. Так что все либо русые, либо совсем белые, либо, как спарсы – бледно-золотые. Редко-редко, кто тёмный, вот как ты народится – но такое только в тех семьях, что с вашей родственные, бывает. Но чтоб – красные…
Ярренвейн, удовлетворив первое любопытство, к беседе немного остыл и стал раздеваться, чтобы поплавать.
– А в Аэнне сейчас чуть ли не все дамы в рыжий перекрасились, – сообщил он между делом.
– Зачем это? – удивился Лассан.
– А, по доверчивости, – махнул рукой Ярмэйн. – Какой-то уросский менестрель сочинил балладу о прекрасной огневолосой альдской колдунье с глазами зелёными, будто море, вот и началось сумасшествие. Глаза-то поменять никак нельзя, а вот волосы – сколько угодно. Красят, парики надевают – всем хочется быть прекрасными колдуньями, дерзкими, непокорными, злыми на язык. Иногда оглядываешься по сторонам и понимаешь, что одна красавица от другой отличается только, если стоишь не дальше, чем в двух шагах.
– Ну, ничего себе, – почесал затылок Лассан. – А я думал, что «колдуньей» назвать – это оскорбить, обидеть…
Ярмэйн пожал плечами и, разбежавшись, прыгнул в воду, окунувшись
