к корме. Семка знал – пленных брать не будут, места в стругах дай бог чтобы гребцам-христианам хватило, и совершенно спокойно относился к тому, что сейчас должно произойти. Не казаки начали эту войну, а коли так, не взыщите.
– Зря полез, – пробурчал Муратко. – Я бы и сам осилил.
– Это троих-то?
– А чего нам трое? Было бы пятеро, тогда бы и подходил.
– Ладно, не жадничай. Куркуль нашелся…
– Сам ты…
У борта, прижимая к груди покалеченную руку, покачивался на коленях знатный турок в дорогом халате, похоже, сам Кудей-паша. Нервно подергивая пустой головой, он искоса поглядывал на возвышающегося рядом Косого. Белоснежный тюрбан, украшенный алмазами и сбитый атаманом, валялся рядом. Предосторожность не лишняя – в его складках можно спрятать не только флакончик с ядом, но и нож.
Иван, приставив к голове пленного пистоль, махал рукой казакам, подзывая. К нему подбежали трое. Он кивнул, указывая на нижнюю палубу. Понятливо качнув головами, бойцы бросились вниз. Там и ценный груз, и невольники, ожидающие от казаков освобождения. Муратко и Семка, не сговариваясь, рванули туда же. Кудей-паша обреченно опустил взгляд.
Простучав чоботами[30] по короткой дробине[31], они оказались в подпалубном помещении. Низкий потолок заставил пригнуться. В полутьме маячили спины других казаков, пробирающихся через поперечные крепления судна. Дохнуло смрадным запахом человеческих испражнений и пота давно немытых тел. Казаки невольно задержали дыхание. Грязные невольники, прикованные к низким лавкам, по три с каждой стороны, хватали казаков за руки. Горящие надеждой глаза на исхудавших лицах светились, как угольки, в сумрачном отсеке. Самый крайний – молодой парнишка, худой, с выпирающими ребрами и ключицами, ухватился за рукав Семки.
– Дяденька, отпустите нас. Мы из юртовских казаков, с Дона.
Семка замер, с состраданием рассматривая парня. Широкие когда-то плечи выпирали острыми холмиками костей, обтянутых кожей в струпьях. Пальцы на руках – тонкие и грязные. И сам он, весь перепачканный жиром и каким-то маслом, чуть ли не светился насквозь. Длинный светлый волос падал грязными патлами на лоб. Рядом с надеждой заглядывал в глаза Семке еще один парень, как две капли похожий на первого.
– Идти сможешь? – из-за спины подал голос Муратко.
Парни дружно закивали:
– Идти смогем, если железо собьете, – они слегка приподняли ноги.
На стертых до крови щиколотках звякнуло.
– Вот уроды. А рядом с тобой кто?
– Это брательник мой, сродный.
– А меня, дяденька? – Семку тронул за руку длинный, изможденный невольник. Из-за высохших кровавых корок на скулах и переносице нельзя было определить, сколько ему лет, двадцать или сорок. – Я из белгородских казаков, Космятой меня кличут.
– С
Вид сапог с коротким голенищем и каблуком.
Лестница.
