здесь.
– Да. Ждать осталось недолго. Поскорей бы уж он приехал, кто знает, что еще взбредет им в голову.
И впрямь, давно уж пора было кому-нибудь, кто мог дать дельный совет, прийти на помощь стойкому старому фермеру и его приемной дочери. В истории поселения не было еще случая такого бесстрашного неповиновения власти старейшин. И если уж куда более мелкие провинности карались здесь столь сурово, то можно себе представить, какая судьба ждала такого отчаянного бунтаря. Феррье прекрасно понимал, что ни богатство, ни положение в общине не спасут его. Не менее известные и состоятельные люди, чем он, и прежде исчезали без следа, а их добро отходило церкви. Феррье был храбрым человеком, но и он содрогался при мысли о зловеще-призрачной угрозе, нависшей над ним. Любую явную опасность Феррье встретил бы, не склонив головы, но ожидание неизвестности нервировало его. Он старался скрывать свои страхи от дочери и убеждал ее, что все происходящее – пустяк, однако дочерняя любовь наделила Люси проницательностью, и она видела, что отцу не по себе.
Феррье догадывался, что Янг не оставит без внимания его поведение, и не ошибся, но ему и в голову не приходило, какую изощренную форму наказания тот выберет. Проснувшись на следующее утро, он с удивлением обнаружил квадратный листок бумаги, пришпиленный к одеялу у него на груди. Корявыми печатными буквами на нем было написано: «Чтобы исправить ошибку, у тебя осталось двадцать девять дней, а потом…»
Это многоточие было страшней любой угрозы. Джон Феррье не понимал, как записка оказалась в его комнате, ведь слуги спали в отдельном доме, а все двери и окна были надежно заперты. Он сжег бумажку и ничего не сказал дочери, но происшествие вселило холодный ужас в его сердце. Двадцать девять дней – это, очевидно, то, что осталось от обещанного Янгом месяца. Какая же сила и отвага нужны, чтобы противостоять врагу, наделенному столь таинственной властью? Рука, пришпилившая записку, могла поразить Феррье прямо в сердце, а он даже не узнал бы имени убийцы.
На следующее утро его ждало еще более глубокое потрясение. Они сидели за завтраком, когда Люси вдруг удивленно вскрикнула и указала рукой наверх. Посреди потолка, судя по всему, обугленной головешкой была нацарапана цифра «28». Люси не догадалась о значении сего знака, а Феррье не стал ничего объяснять. В ту ночь он не сомкнул глаз: сидел с ружьем в руках, охраняя дом. Феррье ничего не увидел и не услышал, но наутро на входной двери снаружи появилась намалеванная краской цифра «27».
Так проходил день за днем, и каждое утро, неотвратимые как судьба, появлялись новые свидетельства того, что невидимые враги ведут свой грозный счет: на самых заметных местах они оставляли метки – сколько дней осталось Феррье от милостиво дарованного месяца. Иногда роковые числа были написаны на стене, иногда на полу, порой бумажки прикрепляли к садовой калитке или ограде. Несмотря на всю свою бдительность, Джон Феррье ни разу не обнаружил, когда появляются эти ежедневные предупреждения. При виде их он испытывал почти суеверный ужас. Феррье исхудал,
