нула от Говора.
– Вас что-то смущает?
– Пожалуй, да, – сознался Серегин. Он выпятил нижнюю губу, склонил голову влево и повторил: – Пожалуй, да.
– Честное слово, я не знаю, до чего мы так дойдем. Что, неужели нельзя уже найти приличного пилота? Зачем же вы советовали мне отпустить Моргуна на звезды? После него мне нужен очень хороший пилот. С другим я просто не смогу летать, вы это знаете.
– Судя по знакам отличия, он хороший пилот, – сказал Серегин. – У него их полная грудь.
– В чем же дело?
– Хотел бы я знать, в чем дело, – сказал Серегин, скептически покачивая головой. – Опыта у него, по-видимому, достаточно. Но что-то такое есть в нем…
– Это лучше, чем когда нет ничего, – прервал Говор. – Вы ознакомились с документами? Да, впрочем, Резерв не прислал бы мне кого попало. Они меня знают.
– Я тоже так думаю, – сказал Серегин, не моргнув глазом. – Да кто вас не знает? – Говор покосился на него; Серегин был непроницаемо серьезен. – Документов у него пока нет, по его словам, их сейчас оформляет Резерв. А так, с виду, парень в порядке.
– Какой класс?
– Экстра.
Говор поднялся с кресла с таким видом, словно собирался немедленно засучить рукава и кинуться в атаку.
– Вы начинаете острить?
– Я ничего не начинаю, – невозмутимо сказал Серегин. – У него экстра-класс. Не думаю, чтобы он врал.
– М-да, – буркнул Говор.
– Вот в том-то и дело.
– Я вас понимаю. Пилоты экстра-класса не каждый день идут на корабли малого радиуса.
– Да, не каждый день. Точнее, это первый случай.
– Вы правы: тут что-то не так. Может быть, возраст? Как его зовут?
– Рогов.
– Рогов, Рогов… Где-то что-то… Напомните, Серегин.
– Когда-то вы хотели взять пилота с такой фамилией. Только он передумал и ушел на звезды. У него был первый класс.
– Значит, он получил экстра и решил принять наше предложение? Странно…
– Да нет же, – терпеливо сказал Серегин. – Вы забыли; это было давно. Того два года назад списали по возрасту.
– Зачем же вы привели его, Серегин?
– Это не он. Возможно, его сын. Ему лет сорок – сорок пять…
Говор уселся на угол стола и скрестил руки на груди.
– Что же вас смущает? Я вас знаю, Серегин, вы не станете сомневаться зря. Ну отвечайте же, бестолковый человек!
Серегин пожал плечами.
– Ничего определенного. Но, когда я смотрю ему в глаза, мне кажется, что он куда старше всех нас.
– Возможно, усталость, – предположил Говор. – Да, наверное, усталость. Он хочет отдохнуть здесь, в системе. Но вы сказали ему, что работа у нас очень напряженная? Иногда из-за одного человека приходится гонять машину чуть ли не на другой конец солнечной системы. Такова космическая ветвь геронтологии. – Соскользнув со стола, Говор заложил руки за спину, гордо выпятил живот. – Если где-нибудь на Энцеладе человеку удается дожить до ста двадцати, мы вынуждены облазить всю планету, чтобы в конечном итоге убедиться в том, что там нет никаких специфических условий, ведущих к увеличению продолжительности жизни, а просто у человека хорошая наследственность. Помните, сколько нам пришлось попотеть из-за Карселадзе?
– Помню.
– Все-то вы помните! Где этот пилот? На следующей неделе я хочу выслать группу к Сатурну, на Титан. Я сам пойду с нею. Не исключено, что там окажется что-то интересное. Где же он? Нельзя заставлять пилота экстра-класса ждать столько времени! Ей-богу, Серегин, вы иногда так злите меня, что я начинаю думать: человечество просто не заслуживает того продления жизни, ради которого я тут чуть ли не разрываюсь на части. Не говоря уже о бессмертии, которого оно заведомо не заработало. Даже вы – нет; а заметьте: вас я считаю одним из лучших представителей человечества. Это чтобы вы не обижались.
Серегин не улыбнулся.
– Я не обижаюсь, – сказал он. – Пилот здесь, рядом.
– Ну вот, я так и думал. И вы только сейчас снисходите до того, чтобы уведомить меня об этом, а пилот изнывает от скучного ожидания в приемной. Или вы думаете, что его может интересовать телепрограмма? Нет, если бы не ваша способность подбирать такие блестящие группы, я бы вас… Каково теперь по вашей милости мнение этого пилота обо мне? Он думает, что шеф института – старый дурак и вовсе не заботится о людях, хотя именно он должен бы… Впрочем, я не уверен, что вы судите иначе.
Серегин покачал головой:
