говорил вам об этом.
– Да.
– А я родился и вырос в семье баптистов. И сейчас я, наверно, все еще баптист. В Америке администрация детских домов придает подобным вещам большое значение. Принцип такой – детей католиков отдают католикам, протестантов – протестантам, даже евреи… – Холт замолчал, испугавшись, не сказал ли он что-то не то. – Не подумайте, будто я что-то имею против евреев. Я ничего против них не имею, – устало вымолвил он. – Наверно, эта политика правильна для большинства случаев. Вероятно, если бы я принял католическую веру… Берта никогда не просила меня об этом, – поспешно добавил он. – Мы даже не обсуждали такую возможность, никто из нас не намекал на нее. Но, должен признаться, я не раз испытывал соблазн подойти к Берте и сказать: «Мама, отведи меня к ближайшему католическому священнику».
Они миновали собор с запертыми на ночь старыми бронзовыми дверьми; похоже, служители храма не были готовы ответить сейчас на их вопросы, отпустить грехи или принять новообращенных в лоно католицизма. Холт задумчиво посмотрел на глухие, массивные двери и скульптуру святого, стоящую в нише возле портала.
– Влияние церкви огромно, – прошептал Холт. Он тряхнул головой, как бы пытаясь навсегда освободиться от религиозности. – Не такой уж я истовый баптист. Годами не бываю в церкви, разве что на похоронах или свадьбах. Но я не католик. Я никому не могу сказать, что я католик или стану им. Человек не должен идти на такой подлог, верно, Джек? Ни при каких обстоятельствах.
Рим – неподходящее место для такой постановки вопроса, подумал Джек, вспоминая всех низвергнутых здесь, снова восстановленных в правах, уничтоженных, вознесенных богов и ставки в этой игре.
– Да, верно. – Джек знал – Холт ждет от него именно такого ответа. – И все же время от времени я слышал о парах, где муж и жена исповедовали разную веру и брали детей на воспитание…
– Это случается, – согласился Холт. – Иногда. Но мой случай – особый.
– Почему?
– Разве Делани вам не говорил? – недоверчиво спросил Холт.
– Нет.
– Я думаю, это не слишком интересная тема. – Холт рассмеялся вполголоса. – Разве что для меня одного. Для меня это чертовски интересная тема.
Холт застегнул пальто, словно ему стало холодно.
– У меня судимость, Джек, – тихо сказал он. – Я отсидел срок в Джолиете, штат Иллинойс, за ограбление.
– О боже, – непроизвольно вырвалось у Джека.
– Вот именно, «о боже».
– Извините, – произнес Джек.
– Вам не за что просить прощения. Когда мне было двадцать лет, я ограбил владельца скобяной лавки, забрал из кассы сто восемьдесят долларов и в дверях натолкнулся на полицейского. Он хотел в свободное от службы время купить молоток и фунт гвоздей, но вместо этого схватил меня. Я и раньше проворачивал такие дела, – тихо признался Холт. – В моем послужном списке уже значилась пара зарегистрированных проступков; полиции было известно далеко не
