ыл совершенно не модным, но выгодно подчёркивал её фигуру и выглядел очень освежающе.
Шагая лёгкой поступью, обходя раскидистые кусты, она направлялась к небольшому кирпичному старому зданию, которое покосилось на один бок и остро нуждалось в ремонте. В нём располагалось почтовое отделение этой маленькой деревеньки. Пожалуй, после небольшого магазинчика, это была вторая и последняя достопримечательность этого местечка.
Если, конечно, не считать заповедника, который раскинулся на склонах трёх гор, обступивших поселение со всех сторон. Лес как бы стекал с их склонов вниз и стремился поглотить маленькие домики, но неожиданно замер возле преградившей ему путь узкой озорной речушки. Он, словно склонился над ней и, залюбовавшись на своё отражение, остановился.
Настя вошла внутрь этого ветхого здания со скрипучими полами и большими окнами с облупившейся краской. Внутри царил полумрак, пахло сургучом, газетами и бумажной пылью. За коричневой потертой конторкой сидела полная женщина лет пятидесяти пяти и обмахивалась сложенной газетой, как веером. Рядом натужно вращал лопастями маленький вентилятор, но сил его хватало только на то, чтобы не сильно шевелить потоком воздуха её короткие крашенные тёмные кудри на голове. Женщина, склонившись, читала что-то лежащее перед ней, глядя через сползшие на самый кончик носа очки в тёмной узкой оправе.
– Здравствуйте.– Настя протянула ей маленький бумажный листок,– Нам извещение вот пришло. На нём указана только фамилия,– быстро добавила она,-могу ли я получить отправление?
Дама отвлеклась от своего занятия и посмотрела на девушку долгим взглядом поверх очков, как будто просвечивала её с головы до пят.
– Сейчас посмотрю.– наконец сказала она, взяла листок, медленно встала, сняла очки и вышла в дверь, которая располагалась у неё за спиной и вела куда-то вглубь этого старого грустного здания. Минуты через две она вернулась с небольшой посылкой, обёрнутой в коричневую бумагу. Положив её перед собой на стол и снова нацепив на нос очки, начала деловито изучать написанное на ней.
«Чтобы было вечером, о чём со своими кумушками поговорить.» – подумала Настя.
Население деревни было не многочисленное и посылки приходили не каждый день, поэтому надпись наверняка была уже изучена ею до дыр.
– Хм… – нарочито громко хмыкнула она и поправила свои очки.
– Наверное, это от папы… – робко произнесла Настя.
– Хм! Да нет, она из Японии. – сказала женщина и впилась в девушку поверх очков взглядом голодного коршуна, ожидая от неё объяснений.
– А он как раз должен был уехать в Японию. В командировку , – неожиданно даже для себя соврала девушка. Просто от этого колючего взгляда и фальшивой улыбки её пробирал такой сильный озноб, что хотелось поскорее выскочить обратно под горячее солнце, только бы подальше отсюда.
– А-а-а-а… – разочарованно протянула дама, – Тогда, на, держи.
Настя взяла посылку и еле сдержалась, чтобы бегом не выскочить вон. Стараясь сдерживать шаг, она спокойно вышла и, отойдя от здания подальше, смогла, наконец, перевести дух, успокоиться и рассмотреть адрес отправителя.
Так-так, и правда, из Японии. И, конечно же, не от её отца. С чего бы это? После смерти мамы он сразу уехал, оставив двух своих дочерей на попечение бабушки, маминой мамы. И Настя не винила его за это. Возможно, ему тяжело было жить в месте, где всё напоминало о трагически погибшей жене. Но Настя не могла ему простить того, что покинув деревню, он покинул и их с сестрой. Даже нет. Не так. Она не могла простить ему того, что потерявшая в очень юном возрасте мать Василиса не помнила не только её, но и его, потому как за всё это время он ни разу не приехал к ним, лишь изредка «откупаясь» небольшими денежными переводами и скудными посылочками. Видимо, когда его совесть просыпалась и напоминала ему об отцовском долге.
Ивантеевка была маленькой деревней. И как в любой маленькой деревушке, в ней очень тяжело жить «безотцовщиной». Люди сплетничают и шепчутся за спиной, бросают косые ядовитые взгляды. Но то, о чём взрослые разговаривают на кухне шепотком, их дети потом кричат прямо в лицо:
«Брошенки! Безотцовщина! Ведьмины высерыши!» Насте было всё равно, она понимала, что это говорится не от большого ума. Но вот Василиса… Она пока была ещё маленькой, осенью только семь лет исполнится, не понимала этого и воспринимала эти гадкие и обидные слова очень близко к сердцу, до слёз. А деревенским мальчишкам только того и надо, заметят что зацепило и начинают галдеть одно и то же: «Брошенка – брошенка!».
Тогда-то Настя и придумала писать письма и посылать посылки от отцовского имени. Будто бы он устроился геологом-разведчиком и постоянно колесит по командировкам по всей стране, поэтому и приехать, никак не получается. Отправляла она их из ближайшего городка, благо, что там в одном из почтовых отделений работала одна очень добрая и хорошая женщина. Она-то и подсказала
