игрушки и липкие кусочки недоеденных леденцов – то, что мама собрала бы руками в резиновых перчатках и выбросила бы.
Родительница подошла к двери, прислонилась к косяку и стала наблюдать, как прекрасный папа читает книгу.
– Не видя ни разу ни одного из них, я не умела предвосхищать их появление. Скорее, думала, что как-нибудь ночью зверушка заявит о себе сама, – я была уверена, что у меня под кроватью кто-то живет, и много-много раз шептала: «Привет!». Но ответа так и не услышала. Может, она была робкой. А может быть, мы говорили на разных языках…
Ханна махнула на маму рукой – таким жестом обычно отгоняют курицу. Папа бросил на жену взгляд и слегка растопырил на открытых страницах книги пальцы.
– Пусть мама останется и послушает. Может, ей тоже понравится эта история.
Ханна хрипло, гортанно зарычала и резко дернула головой.
Папа посмотрел на маму и нахмурился.
– Я провожу с Ханной совсем не так много времени, как ты.
– Все в порядке.
Перед тем как уйти, она бросила на дочь взгляд, недвусмысленно говоривший: «Не забывай, я тебя ненавижу». В один прекрасный день мама откроет рот, в котором будет полно зубов из осколков стекла. Потом бросит на Ханну точно такой же ненавистный взгляд и станет грызть собственные руки. Зрелище будет отвратительное, но девочка, можно сказать, жаждала его увидеть.
Маму требовалось лишь еще немного подтолкнуть. К счастью, Мари-Анн помогала ей, предлагая самые замечательные идеи, как извести ее раз и навсегда.
Папа стал читать дальше, она подтянула к подбородку одеяло радостного, солнечного цвета и улыбнулась.
– Я свесилась с кровати, посветила фонариком и неожиданно его увидела! (Решила, что это мальчик, потому что у него были усы.) От яркого света он прищурился и, чтобы защитить глаза, поднял ручку, напоминавшую леденец на палочке. «Ничего себе!» – сказала я. Мы уставились друг на друга! Интересно, я казалась ему такой же странной, как он мне? Размером он был с батат и щеголял в небесно-голубых вязаных шортиках.
Ханна с Алексом представили себе усатый батат в вязаных шортиках и оба засмеялись.
Она не помнила, как ее сморил сон, но, когда проснулась, папы уже не было, а в комнате царил мрак. Ханна свесилась с кровати, как девочка в книге, посмотреть, не расхаживает ли там на слабеньких ножках какой-нибудь Ночной Бормотунчик. На полке у нее над головой лежал маленький пурпурный фонарик, но, даже включив его на максимальную мощность, она выхватила из тьмы лишь гладкий, чистый, идеально надраенный мамой пол. Потом встала с кровати, одернула мягкую ночную рубашку с ежиком, подошла на цыпочках к шкафу и вытащила из него несколько предметов: белый носок, коричневую заколку, красную ленту для волос. Потом заглянула в коробки с принадлежностями для рисования, но в конечном счете так и не решилась нарушить идеальную гармонию наборов мелков, маркеров и карандашей.
Коллекция оказалась слабоватой, но все же лучше, чем ничего. Она зашвырнула все
