неся с собой желанное событие или физически приблизившее ко мне дорогих людей. Но ведь любое ожидание, по сути, и есть банальное растранжиривание собственной жизни, которое к тому же еще и основательно изнуряет.
Да! Трудное дело – ожидание! Особенно, если заняться больше нечем, а от нетерпения не находишь себе места!
Впрочем, это лишь моё мнение, и вряд ли кто-то, кроме меня, воспримет мои муки в столь трагичной тональности. Пусть так! И всё же обидная сущность пустого ожидания сверлит мне мозги всякий раз, когда я основательно где-то зависаю. Я-то хорошо понимаю, что ожидание лишь портит мои нервы и, за самым редким исключением, просто выбрасывается из жизни! А если еще сознаешь, что осталось от этой жизни не так уж много, то становится совсем грустно.
*
Вот и опять я томлюсь в ожидании проходящего поезда. Периодически погружаюсь в себя, чтобы хоть чем-то занять отупевшие после почти бессонной ночи мозги. И только объявления по радио о прибытии и отправлении поездов, не очень громкие, с одинаковой для всех вокзалов приятной интонацией, переключают внимание и возвращают меня в тоскливую действительность небольшого зала ожидания с традиционно высоченным потолком.
В столь ранний час зал почти пуст. Лишь иногда кто-то заглянет, оглядит всё шальным взглядом, да и подастся с миром. Бывает, задержится кто-то, присядет, пошуршит бумажными пакетами, перекусывая накоротке, или промучается в заботах с почти неподъемным чемоданом… Изредка тенью проскользнёт уборщица, раздраженно бурча себе под нос, когда приходится подбирать брошенные бутылки и прочий мусор.
Не первый раз я стреляю глазами по сторонам, надеясь зацепить хоть что-нибудь, способное заинтересовать и скрасить утомительное ожидание, но всё тщетно! И мне уже несправедливо представляется, будто здесь, ровным счётом, никогда и ничего не происходит, и произойти не может! Здесь навеки поселилось тоскливое однообразие ожидания, а всё живое, если уж попало сюда по случаю, пребывает в непрерывной и изматывающей скукотище.
Я устал сидеть, я устал ждать. Спокойно мог бы еще поваляться в постели, но из ведомственной гостиницы, как подсказала мне интуиция, было весьма разумно съехать значительно раньше оговоренного срока. Понятно, что такое решение требовало длительного ожидания на вокзале, но позволяло значительно уменьшить внимание к себе. Это важно, поскольку заинтересованных в слежке за мной здесь оказалось предостаточно. В общем, я доверился интуиции и покинул гостиницу глубокой ночью, благо гостиница располагалась в пяти минутах ходьбы от вокзала, и добираться до нее труда мне не составило.
А вот ожидание…
Жаль, что почитать совсем нечего – не макулатуру же скупать в ярко святящемся киоске! Незаменимую же в моих командировках электронную книжку, давно подаренную заботливой супругой, включать не хочется – едва перечитанный заново рассказ Лермонтова «Рок» должен как-то утрястись в душе и перестать ее беспокоить. До тех пор ничто иное в нее не войдёт!
Всё-таки странно! К этому мистическому рассказу я мистически и возвращаюсь второй раз за последний год… Чем же он меня притягивает? Неужели сказывается некий таинственный внешний управляющий импульс? А может, этот лермонтовский рок одновременно станет и моим роком? Впрочем, это уже чушь! Начитался мистики! Она навеяна бездействием уставшего мозга, стремящегося домой, к жене, к детям и внучке. Ведь устал я что-то в последнее время. Устал несоразмерно нагрузке, но прилипчивые и срочные дела никак не отпускают со службы… Следуя одно за другим непрерывной чередой, они приковали меня к бесконечным должностным обязанностям. И знать бы мне, когда закончится эта череда? Когда, наконец, удастся развеяться?
– Надеюсь, я вам не помешаю? – спросил, подходя сзади, некий гражданин, одетый слишком легко для сезона и данной местности. Хотя вполне прилично одет – незаношенные джинсы, затейливая прострочка на ветровке… Несмотря на странные манеры, явно не бродяга и не вокзальный попрошайка.
Он уверенно рухнул в соседнее кресло, породив у меня впечатление, будто поступил бы точно так, даже в случае протеста с моей стороны, но я-то промолчал. А гражданин со странным азартом, словно на виду огромного стадиона забивал свой решающий гол, пихнул ногой цветастую дорожную сумку под кресло и обратился ко мне так, будто мы знакомы лет сто, а он лишь на минутку отлучался:
– Ну, разве не бардак? Камера хранения закрыта! Бумажное объявление с исчерпывающей ясностью извещает: «Буду через двадцать минут!» Каково? А я уж думал, будто подобные приёмчики давно приказали долго жить! Ан, нет! Всё гениальное – просто, а значит, легко усваивается! Двадцать минут я всё же подождал! И напрасно! Лишь продемонстрировал миру свою легковерность!
Странно, отметил я про себя, он жалуется на неудачные обстоятельства с какой-то ухарской радостью! Мне даже показалось, что он изнутри засветился радостью от своего благородного возмущения. Зато теперь я догадался, почему он так легко одет – да с его ядерной энергетикой холодно, пожалуй, никогда
