голос хозяина звучал ласково, он разговаривал со мной, как с ребенком… или психом. – Например, Леверье открыл планету Нептун, как говорится, на кончике пера. Это любой школьник знает.
– Леверье?
– Ну, да. Урбен Жан Жозеф Леверье. Француз. Он проделал вычисления, чтобы объяснить несоответствие между наблюдаемой орбитой Урана и той, которая должна быть согласно законам Кеплера и Ньютона. И высказал предположение, что они могут быть вызваны влиянием еще одного небесного тела в этой области. Еще в 19-м веке. Вы разве не знали?
Удивительно, какие вещи узнаешь от людей, которые вроде бы и не должны были знать ничего такого.
Однако хозяин, кажется, немного смутился из-за своей последней фразы. Он поспешил перевести разговор на другую тему.
– Признаться, я думал, вы расскажете мне, какие вы видели любопытные артефакты. Вы же, наверное, должны интересоваться материальными свидетельствами старины. Посуда, утварь… Книги…
Я посмотрел на него внимательно, вспомнив свое недавнее «общение» с книгой. Нет, он не мог знать. Невозможно. Моментально мне вспомнились последние видения. Я медленно проговорил:
– Боюсь, что археологи не так уж и много работают с книгами. Книга – слишком хрупкий предмет. Книги читают… переписывают. Книги одних народов читают и переписывают мудрецы из других народов. Аль Хорезми читал и переписывал книги индийских ученых. А потом его книги прочитал великий математик Леонардо Фибоначчи. А про книги индийских ученых почти ничего не известно…
– Ну, что-то всё же известно, – улыбнулся мой собеседник.
– Вы сможете мне о них рассказать?
– А вам это действительно интересно?
– Да.
– Тогда смотрите.
Этот явно не нищий человек, оказавшийся теперь таким простым в общении, и по совместительству – бывший московский студент, вопреки всем правилам поведения с гостями, сидел со мной за столом. Он достал из кармана дорогой Молескин-блокнот и карандаш. Тщательно отогнул страницу с пометками – там были номера и какие-то короткие записи, видимо жалобы или напоминания для посетителей, с таким видом, будто эти записи были недостойны того, что он намеревался изобразить, и нарисовал десятью или одиннадцатью штрихами на белом листке схему.
– Как ты думаешь, что это?
Прежде всего я подумал, как хорошо, что он перешел на «ты». Потом подумал по существу вопроса и сказал:
– Это похоже на теорему Пифагора.
– А как ты думаешь, кто нарисовал эту схему?
– Ну, не знаю. А кто?
– Катьяяна. И было это во втором веке до новой эры. А еще этот великий муж был грамматиком, совершенствовал санскрит, вслед за другим великим грамматиком Панини. А еще ребенком он отличался такой памятью и способностями, что мог наизусть повторить целую драму, виденную им в театре.
Вот как звучит выведенный им закон: «Веревка, натянутая вдоль диагонали, и по длине равная диагонали прямоугольника образует фигуру
