здесь полицаи устроили нечто вроде пересыльной тюрьмы. Сюда приводили задержанных и решали, что с ними делать дальше, – передавать ли в гестапо или вести дело здесь. В подвале еще пахло мукой и мышами. Тусклый свет пробивался с улицы через мутное оконце под самым потолком. Окно было настолько узко, что и решетки не требовалось: взрослому человеку в него не пролезть. Сквозь окно виднелись клочок неба и ноги часового в грубых кожаных ботинках.
У левой стены были сколоченные из толстых досок, почерневшие от времени широкие нары. На них сидели двое старых мужчин в рваных ватниках и худенькая девочка в косынке и потертом пальто. В дальнем темном углу лежал человек, укрытый грязной шинелью.
За спиной гулко стукнула дверь, и заскрипел засов. Коля медленно подошел к нарам и присел с краю.
Старики удивленно взглянули на него.
– Ну вот, за детей уже взялись!.. – сказал один из них; лицо его было изборождено следами оспы.
Девочка перестала плакать и с удивлением посмотрела на Колю. То, что рядом оказался худенький мальчик, который был так же несчастен, как и она, успокоило ее. Девочке было лет пятнадцать; две тоненькие светлые косички выглядывали из-под косынки.
– Садись сюда! – сказала девочка и подвинулась ближе к стене, уступая место. – Как тебя зовут?..
– Коля! А тебя?
– Мая!
– Я тебя на улице видел.
– И я тебя видела.
– Ты на Костромской живешь?
– На Костромской.
– Твой отец в депо работал?
– В депо.
– И мой в депо… Машинист…
– А мой слесарь. Как твоя фамилия?
– Охотников!
– А моя – Шубина. О твоем отце папа часто рассказывал… Он усатый такой, сердитый. Все время на слесарей ругался.
Но Коля не хотел говорить об отце. Он спросил:
– Тебя за что забрали?
– Хотели отправить в Германию, а я спряталась.
– А тебе сколько лет?
– Четырнадцать… Но в комендатуре сказали, что я вру и что мне шестнадцать…
– А мне уже пятнадцать, – соврал Коля; ему не хотелось быть моложе этой девчонки.
– Тебя за что? – спросила она.
Коля насупился.
– У меня мать убили, – сказал он, – а я от дяди Никиты убежал. Потом он меня поймал – и сюда.
– Это какой дядя Никита? Тот, что у бургомистра работает?..
– Он самый, – подтвердил Коля. – Хотел взаперти меня держать, а я убежал… И опять убегу.
Мая вздохнула:
– Отсюда не убежишь! – И она глазами показала на черные подкованные сапоги, которые топтались в светлом квадрате окошка.
– А я убегу! – с упорством повторил Коля.
Человек, лежавший в углу, стянул с головы шинель и приподнялся на локте.
– Что-то голос знакомый, – сказал он, и Коля сразу узнал в нем того самого пленного, которого пытался
