оглянулась. На возвышении, собранном из досок стояло кресло и накинуто несколько тканей разных очень красивых оттенков.
– Раздевайся. Сейчас выберем цвет. Одно плечо будет обнажено, а второе закрыто, но на груди рука чуть отодвигает материю.
– Да! Ты меня спросил, хочу ли раздеваться перед каждым встречным, даже с одобрения академика. Я начала спускаться с постамента.
– Я запру дверь. Как миленькая будешь позировать, – молодое дарование направилось, ко мне страшно набычившись.
Мне стало смешно. Более того меня распирало любопытство.
– Ты давно учишься? – Мне хотелось думать, что мой художник почти как эти профессора, только молодой. Что я себе нафантазировала?
– Я учусь на втором курсе. Но мне многое неинтересно то, что дают наши педагоги. Я раньше уже учился в…. Неважно где. У очень хороших педагогов. Ты мне поможешь создать нечто изысканное и новаторское одновременно.
– Ладно. Только потом ты мне расскажешь подробно о вашем ВХУТЕИНе. Я собираюсь сюда поступать. Я тоже хорошо рисую, – эта наглая ложь привлекла внимание «одержимого» гордеца.
– Согласен. Садись. Нам предстоит долгая и напряженная работа, может, всю ночь. Тебя искать не будут?
– Нет, я живу самостоятельно.
Юрочка тебе так и не удалось написать этот портрет, который стал бы твоей первой ступенью к Олимпу. Я отказалась снять кофточку, хотя, поверь, мне очень хотелось. Но я была закомплексованая провинциальная девочка. Ты тогда страшно разозлился…. Это был первый шаг к нашему знакомству….
Опять в полудреме подтягиваю к себе блокнотик и карандаш, и рисую. Я пытаюсь вспомнить тебя в ту ночь, когда мы только разговаривали, спорили. Вернее, ты ораторствовал, пытаясь меня раскрепостить, но… Я тебя вижу…. Ощущаю тебя.
Юрий 1941 год
Нашел ту, что могла бы сделать меня знаменитым в один момент, а она оказалась всего лишь глупая, необразованная провинциалка с лицом богини, которая даже не знала, кто такие импрессионисты. Пришлось читать целую лекцию, но не помогло. И всё же я написал её по памяти…. Ты была прекрасна в своей застенчивости, а я дурак только обиделся на тебя. Где ты теперь, моя девочка провинциалочка.
1980 год
Я перевернула холст. На почти пустом загрунтованном пространстве парила фея. Но лицо отнюдь не ангельское, а скорее плотское, живое, с огромными удивленными блестящими глазами. Его словно можно потрогать, погладить. Я невольно стала проводить рукой по «грубым» мазкам портрета. Отец не оставил идею, написать девушку в импрессионистическом стиле.
Мне стало вдруг как-то неловко, словно я вклиниваюсь в чужой диалог, подслушиваю что ли. Мое любопытство стало навящевой идеей. Я глотала пыльный запах, который шел от дневников, холстов и фотографий с удовольствием. Оторваться от странной и пока непонятной мне истории любви никак не могла. Я как крот рыла вглубь к новым источникам воспоминаний.
