передал ему письмо из Москвы, от Горбунова-Посадова.
– Извините, – сказал Л.Н., распечатывая письмо. Он начал читать его про себя, но затем прочел вслух. Горбунов писал о новых изданиях «Посредника», вышедших и предполагающихся, о суде над ним за издание Спенсера и Гюго, о своей усталости и решимости все-таки не бросать работы.
– Это приятно! – сказал Л.Н. – Очень хорошее вы мне письмо привезли.
В разговоре с Токаревым о его детях Толстой коснулся вопроса о воспитании и сообщил свою мысль о самоучителях, развив взгляд на план этого дела, о котором он подробно толковал с Буланже.
– Вы устали, наверно, Лев Николаевич? – спросил я, узнав, что он приехал вовсе не в санях, а верхом, в сопровождении слуги.
– Нет, ни крошечки! – воскликнул Л.Н.
Затем через некоторое время он встал. Я так же бережно помог ему одеться, и на душе у меня было самое радостное чувство.
– Ну, прощайте! – произнес он и стал пожимать протягивавшиеся к нему руки.
Кстати, Граубергера и Токарева он просил приехать к нему завтра в таких выражениях:
– Приезжайте днем, к часу, когда по-нашему, по-дурацкому, бывает завтрак, а у добрых людей – обед.
Он вышел в проходную комнату. За столом сидели ученики и ученицы Маши Кузевич – деревенские ребятишки.
– Вот, Лев Николаевич, народу-то у нас сколько! – сказал я ему.
– Хороший народ! – воскликнул он и, наклонившись к одной из сидевших за столом девочек, произнес: – А ну-ка, покажи, какая у тебя книжка. – И стал перелистывать ее.
Книжка была обычная детская, на толстой бумаге, напечатанная крупным шрифтом, с картинками, грязная и замазанная.
– А ну, прочитай что-нибудь, я хочу посмотреть, как они успевают.
– Да эта девочка не умеет еще, она недавно учится, почти ничего не знает, – всполошилась было Маша.
– Нет, нет, пусть она что-нибудь прочтет! – запротестовал Л.Н.
– А ну-ка читай! – И он указал на слово в книжке.
Девочка прочитала:
– Об-ра-до-ва-ла-сь…
– Очень хорошо! – сказал Л.Н. и перешел к другой:
– А ну-ка ты прочти.
Девочка прочитала несколько слов уже значительно бойчее.
– Очень хорошо, прекрасно! А эта уже понимать может…
Потом он вышел на крыльцо. Трое гостей и четверо хозяев-мужчин толпились на крыльце не одетые и без шапок.
Как это иногда бывает, точно нарочно, из-за туч, все последние дни заволакивавших небо, выплыло мягко светившее вечернее солнце и внесло еще больше радости во всё происходившее.
– А ну-ка подведите мою лошадь к этой кучке за поводья, чтобы я влез, – обратился ко мне Л.Н.
– Может быть, табуретку принести, Лев Николаевич? – засуетились все.
– Нет, нет, не нужно!
Я в одних ботинках соскочил в снег и подвел к кучке снега красивую, тонкую
