На самом деле: где были ныне Завадовский, Зорич, Корсаков, Ермолов, Мамонов и другие, пытавшиеся соперничать с ним? Поелику никто и не ждал, как и сам Потемкин, что молодой флигель-адъютант, проведший несколько ночей с императрицей, рекомендованный враждебным ему Салтыковым, сможет вытеснить из ее сердца венчанного мужа и соправителя.
Приезд Валериана Зубова не заставил самоуверенного князя Таврического изменить свой обычный, как со стороны казалось, праздный образ жизни. Он ничуть не опасался, что брат фаворита, находясь рядом, в его ставке, сможет повредить ему во мнении императрицы, оказываясь вольным или невольным свидетелем его разнообразной деятельности в Яссах. И, хотя из Петербурга приходили все новые доказательства чрезмерного влияния Зубова на императрицу, Потемкин не спешил в столицу, понеже от наблюдательного Михаила Гарбовского, он узнал, что Зубов ничего из себя не представляет. Стало быть, покинет свой пост, как токмо он, Светлейший князь, захочет избавиться от него.
Однако, судя по письмам, где Екатерина взяла себе за правило непременно упоминать о своем новом любимце, она, допрежь была отменно довольна им. Вел себя Зубов, как писала Екатерина, скромно, выказывал ей искреннюю любовь и трогательную заботу. Что еще надобно, молодой душой, но все же стареющей женщине? Недавно, желая укрепить положение Зубова, Екатерина написала Потемкину, что Платон Александрович весьма скромен и был бы доволен, естьли бы получил звание корнета. В конце сентября Светлейший, пойдя ей навстречу, написал «Записку к докладу»:
«Как нет теперь командира, отсудствием моим, в Кавалергардском корпусе, то всеподданнейше прошу о пожаловании в Корнеты Вашего Императорского Величества флигель-адъютанта Зубова.»
Чему Екатерина весьма обрадовалась и написала ему благодарственное письмо.
Что ж: жизнь прекрасна! И ее не испортила Екатерине даже Марья Шкурина, способствовавшая роману Мамонова с Щербатовой и, посему, вынужденная покинуть двор. Дочь преданного ей по гроб, покойного, бригадира Василия Шкурина, взятая во фрейлины с четырнадцати лет, теперь официально, отпросилась от двора. Екатерина отпустила ее, выдав двенадцать тысяч рублев на приданое. В середине сентября Шкурина уехала в Москву к Дмитриевым-Мамоновым.
Кстати, Екатерина заметила, что исчезновению Александра Мамонова радовались многие, но более всех ее бессменный советник, граф Александр Андреевич Безбородко. Однако, все оное, что называется, являлись мелочами жизни. Императрице ежедневно приходилось вникать в куда более важные события и дела, кои требовали незамедлительного решения. Она с неизменным ужасом читала депеши барона Ивана Матвеевича Симолина из Парижу. Всю разнородность ее переживаний касательно революции во Франции ей самой было трудно осознать и, тем паче, передать или объяснить кому-то. Париж – город, в котором спокойно и легко рубили головы аристократов, цвета нации!
