от его облигаций в декабре 1860 г. Если он опасался, что Кавур и Гарибальди вскоре учредят новую столицу Италии в Риме, вскоре Джеймс осознал свою ошибку: несмотря на желание Наполеона уступить Папскую область Кавуру, для него оказалось невозможно с политической точки зрения вывести французские войска из самого Рима. По этому вопросу император оставался заложником своих союзников-ультрамонтанов, сторонников абсолютного авторитета римского папы. Поэтому в 1863 г., когда хронически неплатежеспособный Ватикан вынужден был снова обратиться на улицу Лаффита, Ротшильды охотно согласились помочь, хотя и не в такой степени, как надеялся папа. С самого начала, с 1830-х гг., их отношения всегда казались неправдоподобными. Учитывая агрессивно реакционное отношение Пия IX в тот период, с высоты сегодняшнего дня подобные отношения выглядят довольно странными, и нет ничего удивительного, что папский нунций в Париже шутил: «Тезис заключается в том, чтобы сжечь месье де Ротшильда; гипотеза – в том, чтобы ужинать с ним». В действительности те конкуренты (вроде Ланграна-Дюмонсо), которые мечтали заменить «Иуду» «католической финансовой силой», не обладали финансовой силой Ротшильдов; а в их силе очень нуждались, так как кредит Ватикана в 1860-е гг. серьезно просел. Более того, отдельные члены семьи особенно почтительно относились к чувствам католиков. Так, на Шарлотту произвели большое впечатление особенности католического богослужения и благотворительные учреждения англокатоликов. Да и сам Джеймс в 1867 г. выказал определенное почтение к католицизму, когда отказался ратифицировать крупный итальянский заем, который предлагалось обеспечить временными владениями духовенства.
Решение устраниться от займа 1867 г. необходимо также рассматривать в контексте растущего разочарования Ротшильдов в финансовой политике молодого итальянского государства. Уже в декабре 1861 г. Джеймс начал сомневаться в стабильности финансов нового государства. Похоже, жаловался он, министр финансов вознамерился «погубить» собственный кредит, придавая больше значения новым военным расходам (в предвкушении дальнейших битв для завершения процесса объединения страны), чем уже существующим государственным задолженностям. В течение 1860-х гг. Джеймс не терял оптимизма относительно долгосрочных экономических перспектив нового государства: он называл Италию «нашим любимым коньком». Трудность заключалась в том, что, хотя новое правительство мечтало наложить руки на Рим и Венецию, его военные расходы все увеличивались. К тому же на юге Италии существовало серьезное сопротивление тому, что казалось тамошним жителям господством Пьемонта. Это углубляло пропасть между расходами молодого государства и его доходами. В 1859–1865 гг. новое правительство заняло не менее 1850 млн лир: текущие поступления от налогов и из других источников покрывали лишь половину его расходов. Такая политика, естественно, влияла и на итальянские облигации, и на новую валюту. Итальянские рентные бумаги, которые, как Джеймс предсказывал в 1862 г., «вырастут до 75… если
