плакали и махали ему руками. Он стоял на тротуаре и кричал им:
– Я приеду к вам, мои дорогие, приеду к вам!
– Мы будем ждать тебя, – кричала в ответ Мария, – мы будем ждать тебя! Будь только живой и здоровый.
Мария с Лилей три дня ехали в Горький (он и до революции назывался и теперь опять называется Нижний Новгород). Все дороги были забиты миллионами беженцев на восток. Шофер избегал больших заторов и возможных бомбежек на прямом шоссе, выбирал боковые узкие дороги, и на них тоже были заторы и приходилось делать частые остановки. Их трясло и подкидывало, но на заботливо приготовленных мягких мешках ехать было удобно. По счастью, погода еще была достаточно теплая, без дождя. Ели они захваченные с собой запасы, а в деревнях покупали у хозяек молоко, хлеб, жареных кур, копченую рыбу. Лиле все было интересно и путешествие очень нравилось. Правда, от грузовика пахло бензином, но она привыкла, это можно было вытерпеть.
Одну ночь они провели под городом Владимиром, в стороне от дороги, рядом со старинной церковью Покрова на Нерли. Небольшая белокаменная церковь стояла на возвышении над излучиной реки. Изящные пропорции церкви были так привлекательны, что Мария не могла оторвать от нее глаз. Особенно красивой церковь показалась, когда ее осветили первые лучи восходящего солнца. Утром они в первый раз за всю дорогу выкупались – вода в реке Нерли была приятно прохладная. А церковь в ранних лучах солнца стояла такая красивая, что даже жалко было уезжать от нее.
Большой промышленный город Горький был уже переполнен эвакуированными, которые внесли в него суету и панику. Мария оставила вещи в камере хранения на вокзале и до изнеможения ходила по городу, водя за руку уставшую Лилю. Но ни жилья, ни работы она не нашла. Она повторяла дочери:
– Надо нам бежать, бежать, бежать отсюда. Мы с тобой беженцы.
Тогда Лиля впервые услышала это слово – «беженцы» – и запомнила на всю жизнь.
На поезде они переехали в Казань, остановились там на день, и Мария опять ходила с Лилей за руку и искала жилье и работу. Лиле запомнилась центральная улица Баумана, ее поразили низкие, по сравнению с московскими, дома: всего в два-три этажа. Из открытых окон слышались звуки радио. Зато в витринах магазинов были выставлены отливавшие глянцем пирожные, такие заманчивые. Сладкоежка Лиля упрашивала маму купить ей лакомство.
– Тебе эти пирожные после московских не понравятся.
– Понравятся, понравятся, я знаю.
Предвкушая привычное ощущение сладости московского пирожного, она откусила первый кусок, и рот ее остановился, а глаза застыли в изумлении, даже не хотелось жевать. Мама оказалась права – пирожное было совсем невкусное.
– Мам, какое же это пирожное?
– Это соевое. Я же говорила, что тебе не понравится.
Лиля впервые узнавала разницу между московским и провинциальным.
Ни жилья, ни работы Мария не нашла, в комиссии по устройству эвакуированных ей рекомендовали ехать в маленький городок Алатырь в Чувашии.
