посмотреть на Легостаева выпуска последнего года этого века.
– Говорят, последним будет следующий, двухтысячный…
– Тогда придётся вам ещё родить в следующем году! Двадцатый век наш дом! Не отпустим просто так!
Я смотрела на мою внучку. После недели в больнице она такая тонюсенькая без живота, такая бледная, просто восковая, синяки переливаются уже всеми цветами радуги, когда они уезжали мы все их и не видели, а теперь эти засохшие раны на руках, на шее напоминают тот страшный день… Девочка моя маленькая… Малыша взял Лёня, сверкая счастливой улыбкой. Они оба такие юные в эти минуты, будто им не двадцать шесть даже, а семнадцать, как было, когда они были здесь впервые вдвоём…
– Наследник-то копия ты, Лютер! – восклицает Волков.
– Ну не твоей же копией ему быть! – шутит Виталик и тоже заглядывает в одеяльце.
– Лёль, может это клон Лёхин?
– Никаких клонов, у них всё как сто лет назад, не по-модному, да, Лютер?
Я понимаю, что должна выдержать этот праздник, но я чувствую себя совершенно больной, бессильной и безрадостной. Такая слабость владеет мной, душевная больше, чем физическая…
Все радуются и поздравляют, рекой льётся домашнее вино и самогон, куры и гуси на столе, овощи, зелень, молодая картошка, фрукты за угощенье никто не почитает. Все веселятся, все счастливы, наше появление с Митей как финальная счастливая точка в ужасной истории, приключившейся в станице в прошлый вторник. Хороший праздник, особенно, будь у меня силы оценить его. Но я его запомнила навсегда.
Ночь не без сюрпризов. В роддоме Митю не оставляли со мной на ночь, так что эта ночь своеобразное боевое крещение и для меня и для Лёни.
– Лёль, у тебя температура, вон губы красные, лежи, я поношу его, укачаю, в роддоме же давала, – сказал он.
– Ты пьяный, Лёня, ещё в косяк врежешься с ним.
– Пьяный, конечно, как сыну пяточки не обмыть? – с шалым весельем говорит он.
– Ну, вот ты и полежи…
– А можно?
– Дурак!
Мы засмеялись вместе над причудами родного языка с его таким похожими и разными звучаниями и значениями слов. Лёня вскоре заснул, Митя тоже, но в приспособленной для него большой корзине спать никак не хочет, к тому же атакуют комары, откуда они взялись, никогда их здесь не было…
Я почти не сплю эту ночь… и следующую, и потом. Тогда мы перебрались опять спать в сад, где корзину-люльку с Митей вешаем на толстый сук. Вот здесь мы спокойно выспались всю ночь, впервые за неделю после роддома.
Звёзды светят на нас сквозь густую крону.
– Почему здесь звёзды не как у нас? И небо ярче.
– Мы в деревне.
– Не-ет, тут другое небо, южное, как запах у воздуха. Вот у нас полынь не растёт, наверное, ещё есть сотни растений, которые здесь
