сказала императрица? Она рассердилась?
– Рассердилась? Нет слов, чтобы описать ее гнев. Она ужасно меня бранила. Говорила, что хочу разбить ее счастье. Что не имею права похитить у нее дочь. Что она никогда не будет больше со мною разговаривать. Что никогда не ожидала, что человек моих лет будет вести себя столь ужасным образом. Грозила пожаловаться государю и попросить его покарать все наше семейство.
– Что же ты ответил?
– Ах – целую уйму разных вещей! Но к чему теперь все это. Мы ведь выиграли борьбу. А это главное. Мы выиграли – и Ксения наша.
Его адъютант, который завтракал с нами, говорил потом, что никогда еще не видел великого князя Михаила Николаевича в столь приподнятом настроении.
– Я не знаю, – прошептал мне этот офицер за столом, – кто из вас двоих собирается жениться?
Если посторонний в этот день наблюдал за нашим поведением, то выходило, что счастливым женихом был мой отец, так как, пока он произносил свои тирады, я сидел неподвижно, будучи не в состоянии что-либо проглотить. Получив после столысих лет робкой надежды согласие на брак с Ксенией, я был буквально ошеломлен той внезапностью, с которой мечты мои превратились в действительность. И потом, я не мог отделаться от мысли о моем брате Сергее. Ведь он был также влюблен в великую княжну Ксению. По взаимному уговору, мы никогда не упоминали в наших разговорах ее имени, но как отнесется теперь он к факту нашей помолвки? Он не мог обвинять меня в чем-либо, так как Ксении принадлежало право выбора между нами, и она предпочла меня, но я сознавал, что с сегодняшнего дня наши братские отношения коренным образом изменятся. Я жалел Сергея и хотел, чтобы что-нибудь облегчило его душевные страдания, но принести в жертву свою любовь к Ксении я, по совести говоря, не мог.
В четверть пятого я входил в ограду вестибюля Аничкова дворца – долее я ждать был не в состоянии. Взглянув на рослого гвардейца, стоявшего на часах, я покраснел. Мне казалось, что все уже знают о моем счастье. Чтобы не видеть казачка при подъемной машине, я стал медленно подниматься по длинной лестнице.
Гоф-фурьер Ксении Александровны Березин сидел на стуле и читал газету.
– Доложите, пожалуйста, обо мне Ее Императорскому Высочеству.
Березин удивленно посмотрел на меня. Такая официальность была для него новостью – я всегда входил без доклада. Он улыбнулся, или же мне это так показалось, и повел меня в салон великой княгини. Еще вчера мы пили веселой компанией чай в этой чудесно обставленной комнате, но сегодня мне уже все казалось другим. Я стоял и смотрел на дверь в спальню Ксении.
– Как странно, – подумал я, – что она так долго не идет…
И вдруг она вошла с опущенными глазами, в простой белой шелковой блузе и синей юбке. Она остановилась у окна в выжидательной позе. Я взял ее за руку и повел к двум мягким креслам. Мы говорили почти шепотом, и мне казалось, что мы говорили одновременно. Раньше мы обменивались поцелуями, но это были поцелуи кузенов. Теперь я поцеловал ее как будущий супруг…
– Пойдем
