.
– Давай плескаться! – говорит Эля. Бросается на пол и ползёт (плывет), потом задерживает дыхание (ныряет).
– Пора спать! – говорит через минуту.
Только я прикрываю глаза и облегчённо вздыхаю, как непоседа уже вскакивает со стула.
– Всё, поспали! Идём купаться!
– Отличная у нас жизнь, – улыбаюсь я – спим да плаваем.
– Да! На море хорошо. Мы здесь жить останемся, – заключает Эля.
Прятки
Когда я прихожу к Эле в гости, выбор у меня невелик: играть – либо в прятки, либо в догонялки. Все пять мест, где можно спрятаться в маленькой квартире, изучены вдоль и поперёк. Я уже не говорю про бег с препятствиями, когда мы рискуем что-нибудь сломать или налететь на ничего не подозревающих домочадцев.
– Эля, ты придумала новую игру? – спросила я сегодня, когда пришла в гости.
– Да, будем играть в собакокот!
– Что это за игра?
– Берёшь меня за плечи и бежишь! – радостно сообщила племянница. И не дожидаясь моего ответа, схватила меня за руки, положила себе на плечи и понеслась в другую комнату. Я бежала за Элей, стараясь не наступать ей не пятки. Стулья разлетались в стороны, домочадцы с удивлением смотрели на нас.
– То же самое, что догонялки, – констатировали они.
– Ну да! – подтвердила Эля. – Можем ещё поиграть в хвосторыбу.
– А это что за диковина? – вздохнула я.
– Ложишься на пол и ползёшь, – объяснила Эля.
– О, нет! Лучше в прятки.
Казалось, Эля только этого и ждала.
– Ура! – закричала она и потащила меня в соседнюю комнату. – Мама, считай!
– Спрячемся в ванной? – предложила я. – Свет только не включай!
Мы залетели в тёмную комнату и громко хлопнули дверью.
– Тише ты, – сказала я.
– Ха-ха, – смеялась Эля, и я не могла её утихомирить. Неожиданно она успокоилась и спросила серьёзным тоном:
– Оля, а здесь нет Змея Горыныча?
– Нет, – успокоила её я.
– А бабайки?
– Тоже нет.
– И даже собачки?
Мы принялись хохотать и нас очень быстро нашли.
Художник
Сегодня я выступала в роли художника. Племянник вручил мне мел и потребовал, чтобы я нарисовала на асфальте «гав-гав», «р-р-р» и «слён». Нас быстро окружила детвора. Всем было интересно, что у меня получится.
За собаку я принялась довольно уверенно. Это животное я не раз рисовала в детстве. Собака неизменно стояла боком, как бы я ни старалась усадить её или повернуть в анфас. Критически оглядев своё творение, я для верности пририсовала вверху облачко со словом «гав», немало не заботясь о том, что дети 3-4 лет читать не умеют.
Что касается львов, здесь дело обстояло гораздо хуже. Голова получилась непропорционально большой, грива, как истрепавшаяся бахрома, развевалась по ветру, тоненькие лапки еле удерживали громоздкое тело и, в завершение, легкомысленно болтался хвостик с кисточкой.
«Да, ребята, это лев», – втолковывала я им, наблюдая, как моя уверенность постепенно испаряется. И племянник сопровождал мои объяснения грозным рычанием.
Слон вообще никуда не годился. Я сникла окончательно. Почему-то он стоял на задних коротких лапах, расставив передние в стороны. А хоботом мог обвить себя несколько раз.
Детвора молча разглядывала рисунки.
«А теперь обезьянку делай,» – попросил один мальчуган, и я позвала племянницу:
– Эля, выручай! Ты умеешь рисовать обезьянок?
Она прибежала, выхватила у меня мел и принялась за дело. Скоро детвора рассматривала на асфальте большой круг, от которого во все стороны отходили кривые овалы разной длины.
– Я только цветок умею рисовать, – без обиняков пояснила Эля.
Эля любит…
– Зачем тебе это? – спрашиваю я, наблюдая, как Эля вытворяет очередную «глупость».
– Ну я люблю! – оправдывается Эля.
Изучив за многие месяцы Элины привычки, я заключаю, что она любит:
а) валяться в песочнице;
б) посыпать себя из ведра игрушками;
в) приставать к прохожим с вопросом
