сами паскудными. Почему, мол, не помираешь? Вон, мол, сверстники, однокашники все почитай, как один по погостам залегли, а ты чей-то, как-то не особенно спешишь. Ну и так далее. На каждый роток не накинешь платок, как известно… Ну, и чтобы от досужего любопытства избавиться, начал вести Кощей жизнь кочевую, более нескольких лет на одном месте не засиживаясь. Вместе же с бессмертием обнаружил он в себе и еще некоторые способности и умения, для обычного человека не свойственные. Т. е. колдовал по маленьку. Получалось у него это с легкостью необыкновенной. В животных мог превращаться, например. Порчу мог навести ну и т.д. перечислять язык устанет, но все гадостной направленности для рода человеческого. Благодаря способностям своим Кощей не бедствовал, был «сыт, пьян и нос в табаке». Так и прожил целую тысячу лет гулеваня, пируя и пакостя ближнему и дальнему, по расценкам не самым маленьким. Но, в конце концов, и он устал от такой жизни беспутной. Захотелось Кощею покоя, тишины, уюта. А уж век 20-тый на дворе гремит техническим прогрессом. Выбрал Кощей городишко провинциальный, захолустный. Прикупил домишко на окраине, в два этажа, да и поселился. Живет, радуется. Днем в саду-огороде копошится, вечером с кухаркой наемной в подкидного режется. И ничего ему в общем-то от жизни даже и вечной больше и не надобно. Везде был, все видел, обрыдло – хоть и выглядел всего лет на 40-к не более. Так бы и жил поживал, да грянула Первая мировая, мобилизацию объявили и Кощею повесточку принесли. Собирайся, дескать, сокол и отправляйся воевать за Веру, Царя и Отечество. По возрасту очень даже годишься. А Кощей хоть и Бессмертный, но страсть как не любил все эти забавы воинские. А особенно – подчиняться, кому бы то ни было. Пришлось спешно бросить недвижимость и податься в бега. Дело-то привычное, но хлопотное. А в стране тем временем события развивались стремительно. Мировая война привела к развалу Империи, революции и все это "дерьмо" плавно перетекло в Гражданскую войну – т. е. резню. Белые рубали в капусту красных, те белых, а между ними сновало прочее население бывшей империи, выкрасившись во все цвета радуги, и резало тех и других. Все воевали со всеми. Кощей вернулся, в ставший родным дом, не собираясь воевать ни за белых, ни за красных, ни за серо-буро-малиновых. Наверное, потому что вообще был от рождения дальтоником. Власти в городишке менялись – приходили, то одни, то другие, но однажды пришли красные и больше не ушли. Кончилась Гражданская война.
"Ну, наконец-то хоть какая-то стабильность",– обрадовался Кощей. Он уже устал прятаться в погребе от очередных мобилизационных отрядов, рыскающих по городам и весям в поисках рекрутов, по распоряжению очередного временного правительства.
"Пусть красные, мне без разницы",– решил Кощей. И опять, днем в саду копошится, вечером, с той же кухаркой, в подкидного режется. Рано успокоился. Как-то ночью вломились в Кощеев дом вооруженные люди. Все вверх дном перевернули. Хозяина, связав по рукам и ногам, швырнули в телегу и отвезли в ГубЧеКа. А там, какой-то мужик в полосатой рубахе и кепке без козырька, совал ему в нос пахнущую тухлыми яйцами железяку, обзывал непонятным, но обидным словом "Контра" и требовал указать, где спрятал нетрудовые доходы, давал сутки на размышление и обещал "поставить к стенке", чтобы "пустить в расход". Потом Кощея спустили в подвал, предварительно попинав коваными сапогами. Развязать, конечно, забыли. Лежит Кощей, заклинания бормочет, чтобы хоть в туже мышь обернувшись от пут избавиться. Но то ли от волнения слова путает, то ли вовсе способности колдовать пропали – не получается, хоть тресни. Так до утра и провалялся на гнилой соломе бревном, глаз ни разу не сомкнув. А утром лязгнул засов и опять уже знакомый мужик в полосатой рубахе, привычно сует в нос Кощеев пахнущую тухлыми яйцами железяку:
– Я, тебя, Контра, собственными руками из этого вот нагана час кончу",– орет.– Где злато, серебро спрятал, иксплуататор трудового народу?– и рукоятью промеж глаз. Кощей взвыл, он хоть и бессмертный, но не бесчувственный – больно, блин.
– Говори, гад,– пришлось сказать. Там и золотишка-то этого всего-ничего было-то, с пуд. Зачем Кощею больше? Он по необходимости наколдует, сколько ему надобно, да живет. А эту-то гирю использовал, как гнет в кадушке с грибами солеными. Обрадовался мужик в кепке без козырька и хрясь опять рукоятью нагана Кощею по загривку:
– А, Контра, колись, где остальное?– напрягся тот и припомнил, что перед войной, когда баньку рубила ему артель строителей, то гвоздей им не хватило и он наколдовал, сколько попросили – пуда два. Указал и это.
Мужик аж вызверился:
– Ах ты, буржуй недобитый, народ с голоду пухнет, а ты золото на гири да гвозди изводишь,– и снова хрясь наганом.
Баню Кощееву разобрали, гвозди и гирю изъяли. Самого же, тут же, в саду любимом, «к стенке» и поставили. Очнулся Кощей ночью, раны пулевые че-е-ешутся – заживают, стало быть. Хорошо хоть не глубоко зарыли, поленились краснозадые. Выполз из могилы, да и подался, куда подальше – от, почти ставшими родными мест. От треволнений эдаких напрочь утратив все свои колдовские способности, а может по причине возраста преклонного, как ни крути, а 1000-лет это вам не хухры-мухры. Пару соседних губерний пересек, в третьей решил остановиться.
