и кружились в воздухе, залетали в открытые окна светлого просторного зала. От вымощенного каменными плитами пола тянуло жгучим холодом. Под высоким сводчатым потолком гуляло эхо звонких детских голосов. Резкие выкрики сменялись сосредоточенной тишиной, а тишина взрывалась топотом, стуком и треском.
Холодный зал был предназначен для занятий – здесь упражнялись в боевых искусствах знатные мальчики рода Асенаров, их родичи и вассалы.
Сейчас занимались пятеро мальчиков от восьми до двенадцати лет. Их наставник Торд, если не вглядываться, казался таким же мальчиком – старшие ученики уже обогнали его в росте. Неудивительно, ведь он был вагаром. Вагары считались лучшими в мире наставниками в воинских искусствах, но традиционно учили детей только двух знатных семейств – Асенаров и Роанов. Как и все вагары, Торд был долгожителем. Он обучал боевым искусствам уже третье поколение этой боковой ветви Асенаров, начиная с покойного Гардараса, отца Робура, нынешнего хозяина замка. Внешне Торд выглядел мужчиной средних лет с короткой темной бородой, жилистым и коренастым – только ростом был не выше десятилетнего ребенка.
В центре зала в боевой стойке замер двенадцатилетний Аскель, старший сын Робура. Его глаза плотно закрывала повязка, в руке он держал палку. Остальные четверо, стараясь ступать бесшумно и даже не дышать, медленно окружали его с разных сторон. Но ошибся бы тот, кто бы решил, что Аскель прислушивается к их шагам. Он был сосредоточен и неподвижен, пытаясь применить тридцать девятое правило Мангхел-Сёрк. Торд не настаивал, чтобы дети учили их наизусть, – главное, чтобы поняли суть.
«Очерти круг и сделай его продолжением себя. Пусть твоя сила хранит его целостность, словно это твое собственное тело. Только ограниченное число врагов может преодолеть его границу, сила же вставшего на путь – беспредельна…»
Мальчики подкрадывались всё ближе, занося палки. Торд уже видел то, чего они не замечали: как вокруг Аскеля словно гаснут звуки, образуя кольцо тишины, в котором не существовало пространства и времени… Вдруг палка в его руках взметнулась, описала в воздухе круг и снова опустилась. Ни один из четверых мальчиков не успел отразить удар или уклониться. Двое выронили свое оружие, тряся ушибленными руками. Аскель снял повязку и радостно улыбнулся.
– Ну как? – воскликнул он, сверкая синими глазами. – Ведь получилось?
– Уже лучше, – сдержанно (чтобы не зазнался) похвалил его Торд. – Ну, пожалуй, хватит на сегодня. А скажите мне, что творится с Гили? Почему он уже третий раз заглядывает в дверь, а внутрь не идет? Заболел?
Младшие мальчики захихикали.
– Он сломал руку, – ответил один из них.
– Может, мне объяснят, что смешного в сломанной руке?
– Ему сломала руку сестра, – объяснил второй.
Вагар тоже засмеялся.
– Вот так сестра! Умеет за себя постоять.
– Да они не дрались, она нечаянно!
Вдалеке скрипнула тяжелая дверь, и в щель просунулась еще одна беловолосая голова.
– Вы уже закончили? Можно?
Вошел мальчик с рукой в лубке, поклонился вагару.
– Я не хотел заходить и мешать. Учитель, простите, я не смогу заниматься в ближайшее время…
– Ну-ка покажи… Как это случилось?
– Я хотел взять куклу сестры, а она схватила меня – и рука сломалась…
– Как это – сломалась?
– Как щепка…
– Сколько же лет твоей сестре?
Гили растерялся – видимо, это вопрос никогда не приходил ему в голову.
– Кажется, семь, – ответил за него Аскель. – Инги просто очень сильная. А зачем он к ней полез? Сам виноват!
Торд хмыкнул и покачал головой.
Отпустив детей, он направился не к себе, а в малый обеденный зал. Там горел огромный, вполстены, камин. Пламя гудело в дымоходе. Близилось время обеда, слуги накрывали длинные столы. Те, кто не был занят, разнося блюда, толпились у огня, чтобы урвать толику тепла в непривычно холодный для этих краев зимний день. Торд пробрался сквозь толпу. Справа от камина он обнаружил ту, кого искал, – Адальберту, хозяйку замка. Формально хозяйкой считалась молодая беременная женщина, сидевшая там же, – жена Робура. На самом деле всем заправляла его мать, статная пожилая дама. Адальберта приветливо кивнула учителю. Торд подошел к ней, поклонился в ответ и задал вопрос.
С губ Адальберты сбежала вежливая улыбка.
– А, эта Инги… Она, в сущности, незлая девочка, но очень неуклюжая. К тому же туповата. Я постоянно пытаюсь объяснить ей, почему она поступает плохо, а она словно не понимает. И раз за разом совершает проступки…
– Ломает
