порой забывал в гостях жену, словно трость или зонтик, никто из новых знакомых не поставил бы ему в упрек, а что думала бедная Эммелина, их не интересовало.
Доктор Хаддон, привыкший возделывать свою ниву денно и нощно, не одобрял образ жизни сына, но привычно гордился им, как и высоким положением, которое получила Маргарет благодаря замужеству.
После того как с родителями осталась одна лишь Кэтрин, Хаддон не спешил поощрять попытки супруги найти дочери мужа. И дело было не столько в юном возрасте Кэти, сколько в нежелании доктора проводить вечера, свободные от вызовов к больным, вдвоем с женой.
Пока Кэтрин была с матерью, доктор Хаддон мог использовать часы досуга, как ему заблагорассудится. Миссис Хаддон любила устраивать у себя чаепития для своих подруг из благотворительного общества, а несколько своеобразное чувство юмора доктора обычно доводило почтенных дам до желудочных расстройств. Чаще всего ему же и приходилось потом лечить эти расстройства, и помощник доктора, Чарли Баттенхейм, однажды поплатился недельным обедом за то, что пошутил на этот счет. «В самом деле, – заявил Чарли, – когда нашему доктору будет не хватать больных, способных оплатить лечение, он сумеет создать их сам. Это ли не чудо творения? Воскресить, убить и воскресить снова!»
Кэтрин тогда хохотала так, что едва не начала заикаться, но миссис Хаддон, чей слух способен был вызвать зависть даже у кошки, за три квартала слышавшей приближение тележки молочника, пришла в ярость.
Чарли тотчас был сурово наказан, да и Кэтрин едва не лишилась обещанной поездки в Брайтон, где доктор Хаддон обычно проводил первую неделю июля вместе с семьей, оставляя трепещущих пациентов в давно уже нечутких руках старого доктора Торнеби, ушедшего на покой еще до рождения старшей мисс Хаддон.
Глава 2
Сейчас Кэтрин чинно сидела на жестком стуле в самом затененном углу комнаты и вспоминала эти слова Чарли. Где-то он теперь? После случившегося доктор Хаддон отказался держать у себя Баттенхейма в качестве помощника, и мысли о бедном Чарли, которым пришлось пожертвовать ради блага ее семьи, отравляли едва ли не каждый час в жизни Кэтрин.
Почему, почему в самом деле нельзя воскресить миссис Фолбрайт? Если бы существовали такие способы, такие лекарства, Кэтрин не пожалела бы ни единого пенни из своего небогатого приданого, чтобы вернуть в этот мир старую скрягу.
Мисс Хаддон осторожно покосилась в сторону Бартоломью. Гадкий лицемер с видом самой что ни на есть настоящей утраты печально покачивал головой в ответ на бесконечные повторения сочувственных речей, столь же неискренних, как и его горе.
В том, что Бартоломью не поможет ей теперь, Кэтрин не сомневалась. Во всех их детских играх юный Фолбрайт выигрывал за счет ловкости и обмана, а не потому, что другие дети были менее сообразительными. Сестрам Хаддон позволялось играть с Бартоломью, пока их мать и миссис Фолбрайт обсуждали последние сплетни и старые рецепты,
