20 граммов.
Лот. Забытыми ныне лотами измерялись цветочные семена, почтовые отправления, ценные и полудрагоценные камни и т. п. В «Преступлении и наказании» Достоевского читаем: «Письмо от матери Раскольникова было большое, плотное, в два лота: два большие почтовые листа были мелко-мелко исписаны». Итак, вес письма составлял почти 26 граммов. «Вот, смотри, Верочка, это твое, а то Марфинькино – ни одной нитки жемчуга, ни одного лишнего лота ни та, ни другая не получит», – говорит бабушка в «Обрыве» Гончарова, деля свои драгоценности.
Фунт. Фунтами измерялись хлеб, конфеты, масло, почти все продовольственные товары, и даже керосин – полторы копейки стоил фунт керосина. Схимник Ферапонт в «Братьях Карамазовых» «ел всего лишь по два фунта хлеба в три дня, не более». В тяжелое военное время в Павлоградском полку – узнаем из «Войны и мира» – «растягивали последние сухари: выдавали только полфунта на человека», то есть двести граммов в сутки, очень немного.
В «Господах Головлевых» говорится о дынях «по 20 фунтов весу – вот какие дыни!». Дыни действительно изрядные – по 8 с лишком килограммов каждая.
Восьмая часть фунта, то есть 50 граммов, в обиходе называлась осьмушкой. Эта мера упоминается в автобиографической трилогии Горького: «Мы покупали три золотника чая, осьмушку сахара…»
Очень часто в старой литературе встречаем выражения «шестериковая сальная свеча», «пятериковая свеча» и т. п. В рассказе Глеба Успенского «Примерная семья» герои жалуются на оплывающие свечи и обмениваются такими репликами: «Вы четверик палите?» – «Четверик». Догадаться, как выглядела такая свеча, без исторических источников невозможно. А связаны эти бытовые названия с тем же фунтом: шестериковых свечей продавалось по шесть за фунт, пятериковых – по пять на фунт и т. п. Чем легче были свечи, тем меньше они оплывали.
Пуд. Слово знакомое, только недавно вышедшее из официального употребления, примерно – 16 килограммов. В классической литературе оно нередко употреблялось гиперболически. Гоголевский Тарас Бульба «вскочил на своего Черта, который бешено отшатнулся, почувствовав на себе двадцатипудовое бремя, потому что Тарас был чрезвычайно тяжел и толст». Бессмысленно, однако, переводить вес Бульбы в килограммы – храбрый казак не мог весить 327 килограммов. Это обычная для Гоголя гипербола.
То же – в «Горе от ума», где Фамусов говорит: «…При государыне служил Екатерине. / А в те поры все важны, в сорок пуд…»
Здесь сорок пуд, конечно, не мера веса, а, если можно так выразиться, мера важности.
Были и редкие местные меры веса, например батман на Волге – 10 фунтов. В повести Горького «В людях» работник Мишка на спор съедает за два часа батман окорока, то есть 4 килограмма.
Вспоминая, как объедались блинами на масленицу в старой Москве, Куприн с усмешкой пишет: «…цифры тут астрономические. Счет приходилось бы начинать пудами, переходить на берковцы, потом на тонны и вслед за тем уже на грузовые шестимачтовые корабли».
Меры емкости для
