Он долго наблюдал за Струмилиным, и чем дальше он наблюдал за ним, тем приятнее ему становился командир.
«Он очень добрый, – думал Богачев, – оттого и ворчит на нас. Ворчат только добрые люди. Злые молчаливы и улыбчивы».
Богачев подошел к Струмилину и попросил:
– Павел Иванович, разрешите, я попробую?
Богачев зашел на доски, взял лошадь за повод, обмотал его вокруг кисти и, чуть не падая на спину, потянул лошадь в самолет. Лицо его сделалось красным.
– Не надо так сильно, – попросил Струмилин, – осторожнее, Паша, мы и так знаем, что вы сильный.
Богачев еще туже натянул повод, и лошадь пошла за ним, то и дело закрывая глаза.
Когда лошадей привязали, Тихон Савельевич попросил Богачева:
– Вы там осторожнее, а то товар совсем изнервничается в воздухе-то.
– Довезем, – пообещал Богачев и помахал начальнику порта рукой.
Тихон Савельевич отошел в сторону, Володя запустил моторы, Богачев захлопнул люк, запер его и пошел на свое место – справа от Струмилина.
– А ну-ка, взлетайте, – вдруг сказал Струмилин, – я погляжу, как вы это делаете.
Сегодня он решил в первый раз дать ему штурвал. Богачев поудобнее уселся в кресле, расстегнул кожанку, достал из бокового кармана платок и вытер лоб. Все это он делал спокойно, без рисовки, и Струмилину понравилось, что он вел себя так.
Богачев развернул самолет и посмотрел на след от левой лыжи. Ее немного распороло во время какой-то посадки, и Струмилин очень волновался, как бы ее не разворотило совсем. Достаточно было попасться на взлетной площадке хотя бы одному камешку, и лыжу разворотит, а это плохо, потому что самолет может опрокинуться.
– Вроде без изменения, – сказал Богачев Струмилину, показав глазами на след лыжи.
– Хорошо.
– Можно идти?
– Спросите диспетчера.
– Сначала я спрашиваю вас.
– Благовоспитанность – вот что отличало Павла Богачева с детства, – хмыкнул Струмилин, – завидное качество представителя современной молодежи.
– Беспощадная ироничность, – заметил Богачев, – вот что отличало лучшего представителя старшего поколения завоевателей Арктики.
– Можно давать газ? – перебил Богачева Володя. – А то мы как в японском парламенте.
Струмилин боготворил Володю Пьянкова и прощал ему все: Володя по праву считался лучшим механиком в Арктике и поэтому мог говорить все всем в глаза, не считаясь с «табелью о рангах».
Когда Богачев вырулил на взлетную полосу и диспетчер разрешил ему вылет, Струмилин встал со своего места и вышел взглянуть, что с лошадьми. Как раз в это время бортмеханик Володя стал пробовать перевод винтов. Моторы взревели. Лошади заржали и заметались. Но они были крепко привязаны и поэтому сорваться не могли. Это, наверное, пугало их еще больше, и они ржали до того жалобно, что Струмилин поскорее
