филолог, был все же деловым и способным человеком; столковаться с ним было возможно.
Зато особенно неприятной фигурой был также почему-то вошедший в наше совещание директор народных училищ Н. Д. Никольский. Тупой педагог-бюрократ, он больше всего в нашем совещании интересовался тем, как бы захватить побольше для себя роли, с которою, впрочем, он не мог справиться. Когда же началось революционное брожение, Никольский жаловался на нашем совещании:
– Мы все просмотрели! Существуют, оказывается, какие-то эсеры, меньшевики, большевики… А мы о них ничего и не слышали.
Перед революцией было немало таких неосведомленных государственных деятелей.
Потом, как говорили, Никольский освоился с тем, что такое большевизм, и даже недурно пристроился, при советской власти, в Тверском отделе народного образования.
Наше совещание сначала не казалось достаточно жизненным; инициатива внесения вопросов должна была бы исходить от педагогов, а они ее не проявляли. Но мы вдохнули в него жизнь созданием в Твери общества для попечения и содействия учащейся молодежи. Это начинание поначалу имело успех, в него сразу же записалось около шестисот членов. Мы знали, что в Рязани создан для молодежи клуб с разумными развлечениями. Тверь не должна была отставать, и мы начали подготовку к созданию такого же клуба. А пока – устраивали для учащихся кинематографические сеансы с подходящей программой.
Как и все русские начинания, общество сперва принялось за свое дело горячо. Затем энергия начала убывать, а революция и большевики прикончили это начинание.
Осенью 1916 года начались вторые выборы в родительские комитеты, теперь уже при значительном количестве заинтересовавшихся родителей.
Лично со мною возникло курьезное затруднение: меня избрали председателем два учебных заведения – женская гимназия и реальное училище. Я не смог бросить реальное училище, где к тому ж я был избран единогласно. Собрание родителей женской гимназии просило меня совмещать обе обязанности, но это было бы и трудно, и едва ли формально удобно. Весьма обиженный поначалу Иванов был переизбран тогда в женской гимназии.
В этом году, однако, мирные до сих пор отношения между родителями и педагогической коллегией стали заостряться.
Дело возникло из‐за К. И. Фукса. Нас возмущала привычка его бранить учеников, мы считали это глубоко антивоспитательным.
Начал я деликатно: пошел в кабинет Чижевского и в доверительном разговоре просил его устранить эту манеру Фукса.
Чижевский не отрицал этого факта, но говорил, что не может переделать Фукса.
– Я и сам сознаю, что как учитель Фукс плох. Но я не могу найти лучше.
В своем ответе я указал, что такое непротивление злу нас не устраивает и мы все-таки просим устранить его манеру браниться.
Чижевский
