пристав ее постоянно прерывал и указывал, что она противоречит сама себе. По ее словам, я врывался в ее комнаты, кричал, бранил, чуть ли не бил ее, во всяком случае – угрожал ее убить. Она даже боится теперь ходить по темным улицам, опасаясь, чтобы я не подстерег и не убил ее.
Пристав уже не мог удерживаться от смеха, записывая этот вздор.
Вдруг она резко оборвала свои показания:
– Хорошо, я согласна съехать с квартиры, если он даст обязательство взять назад жалобу о хулиганстве!
Полицейский приглашает меня.
– Я бы согласился на это! Но я не уверен, что вслед за получением от меня такого обязательства госпожа Яковлева не предъявит ко мне иска, подобного тому, о котором писала. Конечно, на суде она его выиграть не сможет, но у меня нет времени на то, чтобы заниматься подобными глупостями. Пусть она выдаст удостоверение о неимении ко мне никаких претензий.
– А квартирную плату будет он с меня требовать?
– Прощаю вам и квартирую плату, только поскорее уходите!
– Да, а вдруг я выдам такое удостоверение, а он не откажется потом от обвинения в хулиганстве.
Я рассмеялся.
– Хорошо, сделаем так: мы оба дадим свои обязательства господину приставу. Когда вы вынесете свои вещи за порог, он нам передаст – каждому свой документ.
– На это я, пожалуй, согласна.
Пошла собирать свои вещи, а затем отправилась за извозчиками.
– Я решила, – объявила она, – уехать в Петроград. Выезжаю первым поездом.
– Вот и прекрасно, счастливого пути!
В ее комнате висели на стене два термометра – ее и наш. Мне показалось, что она снимает наш.
– Вы, кажется, ошиблись. Не это ли ваш?
– Что… Вы меня обвиняете в краже! Это ведь клевета! Я буду жаловаться на вас в суд.
– Успокойтесь, ваш номер не пройдет! Никто вас в краже не обвиняет.
Наконец, – ее вещи за порогом. Мы облегченно вздыхаем. Помощник пристава выдал каждому его обязательство. Кончено!
Потом оказалось, что она вовсе не уехала из Твери, а поселилась у доктора Смоленского. У несчастных в доме повторилось все так же, как у нас, вплоть до обращения с жалобой к полицеймейстеру. Даже дознание у Смоленского и ее выселение производил тот же полицейский чиновник.
Но после этой новой истории она действительно из Твери уехала.
Прошло месяца два. Звонок. Прислуга говорит жене:
– Пришел начальник сыскной полиции. Просит с вами переговорить.
– Скажите, у вас проживала называвшая себя Яковлевой?
– Да!
Жена рассказала ему, что у нас произошло.
– Теперь, – говорит полицейский чиновник, – я вам кое-что покажу. Только предупреждаю – вы не пугайтесь!
Показывает фотографии: в трюме какой-то барки – труп голой женщины, в странной позе, волосы растрепаны…
– Это она?
– Не могу узнать! Возможно,
