на поиски кефира. Денек был серый и ветреный, накрапывал дождь. В магазине на Стрелке выпили черного кофе с простоквашей, есть бутерброды я побоялся, но купил с лотка два яйца и в номере сварил их всмятку. Немного полегчало. Тогда, преодолевая слабость и головокружение, в сопровождении Панкина я съездил на рыбный рынок, купил два десятка тарани («тарашки», как ее здесь называют) в Москву, после чего успел еще добежать до «Новомосковской», чтобы увидеться с Ирой, – они там во главе с Журиным тянули ноль по первому этажу – и на обратном пути купил в магазине двух сазанов горячего копчения.
Когда вернулся в гостиницу, ребята меня уже ждали (Леша за это время побывал у Мишенькина, заполнил журнал архитектурного надзора). Мы взяли свои вещи и вышли к автобусу, чтобы ехать в аэропорт.
Ходил в военкомат – просить для Мити отсрочку. Я объяснил все как есть: что вот уже два года парень усердно и добросовестно занимается биологией, ни девочек, ни пьянок, ни телевизора – приходит с работы и сразу за книги; что в прошлом году он не добрал всего полбалла на биофак и, имея возможность наверняка поступить в Институт тонкой химической технологии, наотрез отказался от нее; что от армии он не уклоняется, да и не избежит ее в любом случае, но пусть сначала сдаст экзамены – обидно будет, если такая целеустремленная подготовка пропадет впустую.
Военком – краснолицый полковник – выслушал меня внимательно.
– Хорошо вас понимаю, – сказал он. – Но, к сожалению, сделать для вас ничего не могу. Не мы определяем сроки. Вся эта партия, в которую входит ваш сын, должна быть отправлена до десятого июня.
– Но как раз десятого, – возразил я, – ему и исполнится восемнадцать. Стало быть, он не подлежит весеннему призыву…
– Все равно, – ответил военком уклончиво.
Ну что ж, – я подумал, – если вы не можете, значит, мы можем. Все ясно: в июне Митя должен исчезнуть. Нет его! Уехал, испарился! И все тут.
С любым доброжелателен и прост,
ни хитростью не тронут, ни коварством,
я выжига, пройдоха и прохвост,
когда имею дело с государством.
Старая солдатская заповедь: «быстрая вошка первая под ноготь попадает». Значит, нужно затаиться и ждать. Нет, я не все сказал военкому. Я не сказал, что Митя вовсе не жаждет попасть в армию. Он ее ненавидит, и правильно! Это уже не та армия, в которой я служил, – она теперь осрамившаяся, оккупационная армия, и наши солдаты погибают в Афганистане, как в свое время немецкие каратели в Белоруссии. (А в похоронках пишут об «интернациональном долге»… Какой, к черту, «долг», если половина населения оккупированной страны уходит за границу, а другая половина берется за оружие, чтобы начать партизанскую войну с «освободителями»!) Или возвращаются наркоманами и головорезами. Подальше от такой армии!
30.04.1984. С увлечением и удивленным восторгом прочел «Высшее понимание»
