одиночества времени хватит. Впереди у меня чертова уйма времени.
– Вам нужно проститься с другом. Думаю, вы крепко дружили, если ради него сели в тюрьму.
– Кто сказал, что ради него?
– Если я не пишу об этом в газете, это не значит, что я слепой, – усмехнулся репортер. – До встречи, еще увидимся.
Я захлопнул дверцу, а Лонни развернулся и начал спускаться с холма. Наконец задние фары его машины пропали из виду. Я поднялся по ступеням, сгреб газеты у двери и вошел в пустой душный дом. Зажег все лампы, открыл окна.
Сварив и выпив кофе, я выудил из жестянки пять стодолларовых купюр, свернутых плотной трубочкой. Я бездумно шатался по дому с чашкой в руках, то включал, то выключал телевизор, сидел, вскакивал, снова садился. Газеты, что валялись у порога, поначалу трубили про убийство на первых полосах, затем интерес к делу Леннокса утих. Было много снимков Сильвии – и ни одного Терри. В газетах красовалась даже моя фотография, о существовании которой я и не подозревал: «Частный детектив из Лос-Анджелеса задержан для дачи показаний». Были снимки дома в псевдоанглийском стиле с остроконечной крышей и чертовой уймой окон, на одно мытье которых уходило не меньше сотни. Резиденция возвышалась на холме в окружении двух акров хозяйских угодий. Немало для Лос-Анджелеса. Скрытый за деревьями гостевой дом представлял собой уменьшенную копию главного. Фотографии, судя по всему, делались с большого расстояния, а после их увеличили и обрезали. Снимков комнаты, которую журналисты именовали «комнатой смерти», в газетах не было.
Я видел все это в тюрьме, но сейчас у меня словно открылись глаза. Убили богатую и красивую женщину, но прессу и близко не подпустили к месту преступления. Криминальным репортерам оставалось только бессильно скрежетать зубами. Если Терри говорил с тестем по телефону в ночь убийства, очевидно, что Харлан Поттер позаботился об охране еще до прихода полиции.
В голове не укладывалось только одно – жестокость, с которой было совершено убийство. Никто на свете не убедил бы меня, что Терри Леннокс способен на такое.
Я выключил свет и сел перед открытым окном. Пересмешник в кустах, устраиваясь на ночлег, издал несколько трелей.
Кожа на шее зудела. Я побрился, принял душ и завалился спать. Лежа на спине, я вслушивался в ночь, словно ждал, что услышу спокойный и уверенный голос из темноты, который разложит все по полочкам. Но стояла тишина. Никто не собирался мне ничего объяснять. Да и объяснений не требовалось. Прежде чем застрелиться, убийца во всем сознался. Возможно, теперь слушаний и вовсе не будет.
Как заметил газетчик Лонни Морган, самоубийство было им на руку. Если Сильвию убил Терри, то незачем волочь его в суд и вытаскивать на свет неприятные подробности. Если не он ее убил, то смерть подозреваемого тем более кстати. Сделать из мертвого козла отпущения – что может быть проще? Мертвый ничего не скажет в свою защиту.
Утром я побрился, оделся и привычной дорогой поехал в центр. Припарковался на привычном месте, и если сторож стоянки понял, что перед ним важная птица, то никак этого не показал. Я поднялся по лестнице, прошел по коридору
