хуже? Когда мы видели, как чеченцы поставили русского танкиста к стене и расстреляли его… и когда русские солдаты избивали чеченцев. Мы всегда боялись чеченцев, сколько я себя помню, но теперь боятся сами чеченцы… Рада ли я? Ну, есть хорошие и плохие чеченцы. Плохие привыкли обзывать нас на улицах и угрожать нам. Теперь хорошо, что придет русская армия, они наведут порядок».
Это можно было бы назвать наивным русским взглядом на вещи, но отец детей, Николай Федорович, подойдя и став рядом со мной, сообщил:
«Конечно, я рад освобождению от Дудаева, но это не значит, что всё хорошо. Посмотри вокруг: город разрушен, нет работы, нечего есть. Армия всё обещает, что поможет мирным жителям, но они заставляют вас ждать и ждать, а потом ничего вам не дают. Что можно ожидать от такого правительства, как у Ельцина? Это воры в большинстве своем».
Что касается самой российской армии, то свидетельства деморализации в российских призывных частях – как армейских, так и внутренних войск, – были всеобщими и подавляющими. Даже не пытаясь отрицать это, офицеры, с которыми я встречался, открыто обсуждали это, украшая свои реплики черным юмором. На одной базе в северной части Грозного некий пьяный майор внутренних войск в окружении еще более пьяных казаков-добровольцев (портрет неоказачества будет дан в шестой главе) положил руки на плечи двух своих сконфуженных солдат, бледных, щуплых созданий, выглядевших лет на шестнадцать, и произнес, икая: «Посмотри на этих парней. Они не просили приводить их сюда. Знаешь, сколько им платят в месяц? Двадцать тысяч рублей – это сколько, пять долларов? Ты будешь рисковать жизнью за пять долларов в месяц? Ты, вообще, что-то будешь делать за пять долларов в месяц?»
На российском посту за селом Самашки майор ОМОНа (военизированной полиции) показал на кучу банок с тушенкой, предназначенных для армии, и заявил: «Мы это не едим – это подходит только для собак», – в этот момент один из его солдат встал на четвереньки и начал гавкать. В самом деле, омоновцы – все профессиональные бойцы, не призывники, а по определению «элитное» подразделение – выглядели более ухоженно, чем большая часть российских солдат, но и они не делали секрета из ненависти к войне. Стоя перед шеренгой своих людей, этот майор сказал:
«Единственная правильная вещь, которую мы можем тут сделать, – это вернуться домой, а еще лучше, если так называемое Временное правительство тоже уберется отсюда. Нам надо было дать чеченцам уйти три года назад, чтобы они сами разбирались между собой. Если мы уйдем, 90 процентов людей тут сложит оружие и пойдет по домам, а если остальные захотят и дальше убивать друг друга – ну, значит, это их дело».
Но затем майор произнес слова, которые предвосхищали те массовые убийства, совершенные российскими войсками, когда они будут штурмовать Самашки два месяца спустя (причем в этих словах, конечно, слышится отзвук бесконечного числа подобных утверждений в истории партизанских войн):
«Мы постоянно
