собиралась выйти замуж за моего папу, но потом он, идиот лысый, женился на Соньке. Вы же детектив, особый агент. Или я ошибаюсь?
– Ну…
– Только не врите!
– Послушай, детка… – вскипела я.
– Лучше вы меня послушайте! – внезапно как-то жалобно пискнула Катя. – Так вот, Лика велела вам передать: «Дашута, помоги Катьке». Она и сама вам позднее позвонит, если, конечно, не забудет. У Лики, вам же известно, в голове сквозняк свищет.
Я села в кресло, положила ногу на ногу и велела:
– Начинай, я вся внимание.
Надо отдать должное Кате: она стала говорить спокойно, четко и без уводящих в сторону подробностей. Вкратце история выглядела так.
Катин отец, Игорь Семенович Тришкин, не всегда был богатым человеком. В свое время он служил простым сотрудником в НИИ, мирно протирал брюки за письменным столом с десяти утра до шести вечера. У него имелись жена Юлечка и дочка Катенька.
Юля работала художницей. Вернее, мозаисткой: молодая женщина делала картины из кусочков камня, которые потом крепились к фасадам домов или на внутренние стены зданий. Многие, наверное, помнят клубы или холлы крупных предприятий, украшенные мозаикой. Как правило, это были изображения молодых людей: юноши держали в руках тубусы[5], циркули и огромные линейки, девушки сжимали голубей, а впереди живописной группы помещалось изображение человека лет сорока, который нес над головой спутник или ракету. Впрочем, встречались разные варианты. Например, если предприятие выпускало шины, то рабочий мог вздымать ввысь колесо, а мозаичные панно во Дворце культуры ткацкой фабрики украшала дама с рулоном материи.
Юля зарабатывала намного больше мужа, но она любила Игоря, поэтому никаких споров в семье по поводу денег не возникало. Все у Тришкиных шло хорошо: подрастала лапушка-дочка, имелась квартира и небольшая дачка… Вот на фазенде, расположенной в старом московском поселке, и произошла трагедия.
Юлечка очень любила дачу, каждую свободную минуту она торопилась туда и с огромным удовольствием занималась интерьером. В начале девяностых годов прошлого века покупка даже самой обычной настольной лампы превращалась в авантюрное приключение, поэтому Юлечка предпочитала делать вещи собственноручно. Она плела абажуры, шила занавески, ткала ковры и, естественно, украшала домик мозаикой.
Катя совсем не помнила маму, но бабушка, свекровь Юли, часто рассказывала внучке о невестке. Подняв очки на лоб, Лидия Константиновна вздыхала и говорила девочке:
– Руки у твоей мамочки были золотые, за что ни бралась – дело спорилось, ей все удавалось. Вот гляди: сколько лет прошло, а скатерть словно новая.
– Ее мама сшила? – спрашивала Катюша, великолепно зная ответ.
– Да, мой ангел, – кивала Лидия Константиновна. – Юлечка была талант, не то что остальные…
Тут бабушка хмурилась, потом оглядывалась и шепотом говорила:
– Давай я тебе еще про мамочку расскажу…
– Да, да, – кивала Катя и в сто первый
Тубус – круглый, длинный футляр для хранения чертежей и рисунков.
