собравшихся в одном месте, в одинаковой одежде и с одинаковыми выражениями недоумения и восхищения в лицах – с одной стороны и содрогания, трепета от ощущения причастности к величию и размаху (как ему показалось) театральной постановки – с другой. Тема прошлого и таинственного всегда волновала людей, а в двадцать первом веке сюжеты о колдунах и ведьмах приобрели невиданную до этого времени популярность. Так что, юноша нисколько не удивился, подумав, что оказался в центре какого-нибудь водевиля.
Старый пиршественный зал по его меркам был не меньше любого спортивного комплекса в Санкт-Петербурге, в городе, где он вырос и жил с родителями, пока его тихое существование не омрачилось кончиной деда. Юноша глянул наверх и с удивлением обнаружил, что зал не имел видимых границ и утопал в пучине тьмы, изредка освещаемой дребезжащими в воздухе огоньками. Посреди зала из подпола вырастали и расходились как корабли в стороны две винтовые лестницы из алого рубина и позолоченных перил.
Вдоль перил…
Впрочем, он бы и не обратил на них внимания, если бы не странное поведение малорослых женщин с серебристыми волосами, облепивших их вдоль лестниц, настолько, сколько хватало глаз и света. Они смотрели на юношу с алчным выражением лица, боясь, что вот-вот он отберёт у них эти самые перила.
В глубоком кресле, с виду, напоминавшем зловещий трон, восседала высокая старая леди, на голове которой громоздилась корона из драгоценного сплава металлов. Её лицо выражало неподдельную обеспокоенность и тревогу.
В наблюдения, производимые им украдкой, внезапно ворвался красный цвет фрака. Оказавшись чуть ли не единственным мужчиной в этом мрачном месте, обладатель эксцентричного туалета в момент затмил дам. Он был ближе остальных и юноше удалось рассмотреть его необыкновенное и пугающее взгляд лицо, обезображенное бровями – валиками и глубокими рельсо-морщинами, что были вдоль и поперёк на его фисташкового цвета коже. Между ног, вроде старой и толстой бечёвки, разгуливал хвост с зелёной кисточкой на конце. На правой руке торчал обглоданный до костей указательный палец.
–Ага! К нам пожаловал убийца! Чтобы ты сейчас не сказал, – произнес этот субъект, – преступления, совершенные тобой слишком хаотичны и безрассудны, чтобы за них не наказывать!
Поначалу юноша не разобрал язык, на котором к нему обратились, он никогда такого не слышал, а теперь был немало озадачен его пониманием. Ему не нашлось, что ответить и в первую очередь, потому что мокрая и липкая одежда, перепачканная к тому же полупрозрачной слизью и жёлтым студнем, сейчас беспокоила его больше, нежели то, как его восприняли и то как тут очутился. Оправдываться он тем более не желал, бродить во сне – не преступление. С кем ни бывает?!
–Где я? – заявил юноша и почувствовал, что только сейчас вздохнул грудью. Его лёгкие наполнились тяжёлым и старым воздухом, он стал задыхаться. Желая освободиться от ядовитых паров, он резко выдохнул, но что-то пошло не так. От его заурядного для человека жеста, кто-то
