своей поверхности изобразил свое негодование по этому поводу.
– Мы, Билеты, рождаемся на свет когда нас покупают и умираем сразу же, как только нас выкидывают или возвращают. Я не хочу умирать в младенчестве, – судя по всему Билет был настроен весьма решительно, – не возвращайте меня!
Акула молча наблюдала за мной в ожидании ответа.
– Благодарю вас за совет, однако если до вашего появления я сомневался, стоит ли вообще заходить сюда, знаете ли, не люблю животных в клетках, то сейчас точно предпочту оставить его на память, – я поспешно засунул тут же успокоившийся билет в карман. Он сразу отпустил мой палец и, как мне показалось, даже удовлетворенно крякнул из своего убежища.
– Важно только то, что помнится и без напоминаний, – акула посмотрела на меня многозначительно, как бы сомневаясь, а стоит ли вообще продолжать разговор, и добавила:
– Только оно и существует.
Втроем мы проследовали на территорию зоопарка и калитка тут же захлопнулась за нами, словно отсекая возможные пути к отступлению. Спустя какое-то мгновение сама калитка вместе с прикрепленными к ней воротами и забором, растворились в воздухе, и я с ужасом, смешанным с изрядной долей любопытства, обнаружил что вокруг нас остался только один зоопарк. Исчезло все что им не было – дорога, на которой стояли такси, в любой момент готовые отвезти меня домой, здание касс, где я покупал входной билет, и даже массивные скульптуры животных при входе, около которых я так любил фотографироваться маленьким. Все это растаяло, растворилось в окружающем нас Пространстве. Вокруг нас осталось лишь несколько тропинок, ярко освещенных солнцем, звенящий воздух и мое исполинское любопытство, разбавленное каким-то детским восхищением. Детским – потому что только в детстве чувство восхищения может быть вызвано исключительно волшебством.
– До обеда еще достаточно времени чтобы посмотреть экспозицию, – акула изо всех сил пыталась быть вежливой и обходительной.
– А что у вас на обед? – поинтересовался я, будто невзначай.
– Вы, – просто и без обиняков ответила она, и глаза ее при этом подернулись красным лаком, – но до обеда вы все же могли бы посмотреть других животных. Если, конечно, это именно то, зачем вы здесь. И кстати, в нашем зоопарке ни одно животное не находится в клетке, – на всякий случай добавила акула.
– Может лучше сходить в ресторан? Или в любое другое заведение общественного питания? Поймите меня правильно, я не то чтобы против присутствовать на вашем обеде в качестве одной из закусок, даже сочту это за честь, но, – на этих словах я распахнул куртку и продемонстрировал акуле свое, достаточно щуплое тело, – боюсь, разочарую ваши вкусовые рецепторы, да и в пересчете на живой вес меня не так уж и много.
– Что вы, что вы! Никаких закусок! Только основные блюда! – акула всплеснула плавниками, – И никакого живого веса! На обед будет подан лишь давно мертвый вес, я бы даже сказала – мертвый груз! Вам будет комфортно. Еще благодарить будете! – она смотрела на меня в ожидании решения.
– Ну раз так, позвольте сопровождать вас в пути. Нечасто встретишь столь любезную акулу. Я бы даже сказал – никогда.
– А вы не задумывались, что «никогда», это тоже самое что «всегда», только наоборот? И что «не делать никогда» равно «делать всегда»? «Не» и «ни» – сокращаются, ибо отрицают друг друга, – она смотрела на меня и ждала ответа.
– Вы совершенно правы. Всегда приятно поговорить со знающей акулой.
С этими словами, одной рукой я достал зонтик и открыл его над головой, будто защищаясь от воображаемого дождя или солнца, а другую руку, согнув в локте, предложил своей собеседнице. Зонт был большой, синий в крупный красный горох, с деревянной ручкой натурального цвета в виде головы с туловищем дракона. Тело дракона, уходящее к спицам зонта, вскрытое лаком, бликовало в солнечном свете, создавая иллюзию движения. Его воображаемая чешуя, выполненная искусным мастером, переливалась красным и зеленым цветами и, казалось, он просто остолбенел по какому то волшебству, будто в момент взлета, кто-то, очень знающий и важный, махнув волшебной палочкой, остановил мгновение. А может быть не только мгновение, но и время целиком.
Время состоит из мгновений, как пустыня из песка. И мы не в состоянии даже измерить эти мгновения, не говоря уже о том, чтобы остановить и рассмотреть повнимательней. Будто этот кто-то, этот знающий и важный субъект, специально заморозил временной миг, достав и приблизив к нашим глазам всего лишь одну песчинку с бескрайней пустыни Времени, давая всем нам возможность насладиться моментом взлета.
– Какой интересный зонтик, – акула внимательно посмотрела на ручку зонта, потом на мою, сложенную в ломаную линию руку, и проигнорировав предложение соединить наши верхние конечности, перебирая плавниками, продолжила, – он будет мне к лицу, как вы находите?
– Вам очень пойдет красный горох
