.

      Что наш язык земной пред дивною природой

      С какой небрежною и легкою свободой

      Она рассыпала повсюду красоту

      И разновидное с единством согласила!

      Но где, какая кисть её изобразила?

      Едва-едва одну её черту

      С усилием поймать удастся вдохновенью…

      Но льзя ли в мертвое живое передать?

      Кто мог создание в словах пересоздать?..

      Невыразимое подвластно ль выраженью?..

      Святые таинства, лишь сердце знает вас.

      Не часто ли в величественный час

      Вечернего земли преображенья —

      Когда душа смятенная полна

      Пророчеством великого виденья

      И в беспредельное унесена —

      Спирается в груди болезненное чувство,

      Хотим прекрасное в полете удержать,

      Ненареченному хотим названье дать —

      И обессиленно безмолвствует искусство?

      Что видимо очам – сей пламень облаков,

      По небу тихому летящих,

      Сие дрожанье вод блестящих,

      Сии картины берегов

      В пожаре пышного заката —

      Сии столь яркие черты —

      Легко их ловит мысль крылата,

      И есть слова для их блестящей красоты.

      Но то, что слито с сей блестящей красотою

      Сие столь смутное, волнующее нас,

      Сей внемлемый одной душою

      Обворожающего глас,

      Сие к далекому стремленье,

      Сей миновавшего привет

      (Как прилетевшее внезапно дуновенье

      От луга родины, где был когда-то цвет

      Святая-молодость, где жило упованье),

      Сие шепнувшее душе воспоминанье

      О милом радостном и скорбном старины,

      Сия сходящая святыня с вышины,

      Сие присутствие создателя в созданье —

      Какой для них язык?.. Горе душа летит,

      Всё необъятное в единый вздох теснится,

      И лишь молчание понятно говорит.