как свои ощущения вам передам, расскажу одну историю о том, как я книжки с одеялом этим из России везла…
Вообще эпопея моего переселения в Европу началась с одной незабываемой поездки в Прагу по совету моих друзей накануне нового, 1994 года.
– Лиза, ты б в Прагу съездила. Там люстры продаются, стекло всякое, – говорит моя подруга – архитектор Валя Снегина. – Там купишь, тут продашь. Вот тебе и деньги. Вон сколько народу так ездят. Хорошо, говорят, зарабатывают. А остановишься у пани Ноны. Я тебе адрес дам. Там всегда наши художники останавливаются.
И я соглашаюсь. Потому что прожить на заработок учительницы, да ещё в православной гимназии, просто невозможно. Я и так свою квартиру в Крылатском сдаю, а сама с детьми в квартире приятелей, эмигрировавших в Штаты, бесплатно проживаю. Муж мой, бывший теперь, – невозвращенец, там же, где-то в Калифорнии, пиццу развозит. А я тут. Дети в школу пошли. Старшая дочь с семьёй тоже со мной. В двухкомнатной этой малогабаритке в Ясенево. Союз благополучно развалили. Демократия наступила, и надо как-то спасаться. Не все выдерживают. Году в 92-м одна многодетная в каком-то северном, кажется, городе с тремя детьми из окна выбросилась. Сначала их, потом – сама. А мне в 89-м, когда я четвёртую дочь родила, по пять рублей каждый месяц давать стали. Пособие на детей…
Ну, хватит грустить! Буду дальше рассказывать. Моя новая приятельница – бывшая невестка бывшего посла в Чехословакии – тоже эту идею поддержала. Давай, говорит, вези. А я тут продам по знакомым.
Назанимала я денег. Оделась поприличнее. Визу мне Снегина помогла сделать. И поехала. Адрес по описанию быстро нашла. А пани Нона оказалась бывшей нашей соотечественницей – из Ленинграда во время блокады по Ладоге вывезенная. Вот только как она в Чехословакии оказалась, я не очень поняла. Так выходило, что сразу за блокадой пражская жизнь началась. А где она на переводчика выучилась и как с мужем-чехом познакомилась, из её рассказа тоже непонятно было.
Весь свой небольшой трёхэтажный домик и бунгало в саду пани Нона сдавала художникам. И в большой строгости их держала. У неё была страсть – кошки. Их насчитывалось в общей сложности с вечно страдающими от рахита котятами около десятка. Им были предоставлены места общего пользования: коридоры, кухня, лестничные площадки. И только один огромный чёрный кот Барон был на особом положении. Он жил в покоях пани Ноны, и только его она кормила сырым фаршем и баловала рыбкой. Остальная кошачья братья постилась сухим кормом. Пани Нона обильно посыпала свою речь междометием «но!», означающим сокращение от «ано!», что значит «да»! Она очень полюбила меня. На удивление всем постояльцам, которых мучила режимом тёплой воды, электричества, пользования плитой и вообще присутствия в доме. Только отдельным лицам разрешалось находиться в продолжение дня, и то в подвале, рисуя, одевшись потеплее, акварели с видом Праги. Маслом пользоваться ввиду аллергии у кошек строго воспрещалось.
Пани Нона полюбила меня по двум причинам, о которых знали
