подхватили остальные, и этот смех мгновенно снял усталость, чего, собственно, и добивался Савелий.
– Ты прав, Шалимов, – спокойно кивнул Савелий, нисколько не обидевшись и прекрасно понимая, что парни действительно устали после двадцатишестикилометрового марш-броска. – Скажу откровенно: разведчики доложили, что в кишлаке «духов» нет, но мне почему-то неспокойно…
– Слушай, Савка, чего это ты словно оправдываешься перед нами? – неожиданно перебил Шалимов. – Нужно – значит, нужно. Давай я сбегаю!
– Нет, на этот раз пойдем все вместе. И пойдем так, словно ничего не знаем о разведке.
– То есть, как я понимаю, по полной программе, – вставил Шалимов с улыбкой.
– Вот именно – по полной программе, – серьезно кивнул Говорков.
Используя любое укрытие – камень, канаву или просто сухую корягу, – двенадцать человек его отделения быстро передвигались к кишлаку. Было около шести часов вечера, а солнце палило нещадно, словно в полдень. До глиняных мазанок оставались немногим более трех десятков метров, когда по ним неожиданно застрочил станковый пулемет. Мысленно поблагодарив Бога за то, что тот помог ему прислушаться к интуиции, Савелий коротко крикнул:
– Не высовываться! – И тут же добавил: – Шалимов, прикрой беглым огнем!
Тот мгновенно открыл бешеный огонь из автомата в сторону пулеметного гнезда, и ответный огонь тут же перекинулся на Шалимова. Савелий именно этого и ожидал: не прошло и трех секунд, как он быстро приподнялся на колено, прицелился и выстрелил из подствольника автомата. Еще через секунду высветилась короткая яркая вспышка, и почти тут же прозвучал взрыв, разворотивший пулеметное гнездо душманов.
– Есть! Вперед, ребята! – крикнул Савелий. – Не давай им опомниться! – Почему-то он был твердо уверен, что это лишь прелюдия, а главный бой еще впереди.
Несколько очередей, раздавшихся с разных сторон кишлака, подтвердили его догадку. Он бросился вперед, замечая боковым зрением, как двое его солдат, совсем недавно пришедших из-за Речки, мертво уткнулись носом в песочную пыль. Савелий не помнил, сколько раз заряжал подствольник и посылал смертоносный груз в сторону врага, не помнил, как ворвался в первую мазанку, из которой особенно долго бил автомат, и выпустил длинную очередь, прошивая пулями пространство. Когда автомат, выпустив все патроны, захлебнулся, глаза Савелия успели привыкнуть к полумраку. Он осмотрелся по сторонам. Слева, возле небольшого отверстия в стене, похожего на окно, только без стекла, лежал мужчина лет пятидесяти, сжимавший в руке гранату Ф–1, которую не успел пустить в ход. Справа, в самом дальнем углу, лежала женщина, по-видимому, его жена. Руки ее были прижаты к животу, и под ней растекалась кровавая лужа.
Но больше всего Савелия поразил подросток, лежавший возле дыры, пробитой, видно, специально для стрельбы. Наверное, сын хозяев этого несчастного дома. Он уткнулся лицом в глиняную стенку мазанки. Савелий склонился над ним и осторожно перевернул на спину. Это оказалась молодая афганка, одетая в мужской наряд. Ее
