смей так… Ох-х!»
Ледяная злость наполняла меня, и чисто рефлекторно я направил ее, как луч фонарика, на «то место», где звучал его голос…
«Теперь ты будешь сидеть и молчать! Говорить только с моего разрешения, да и то, если я разрешу обратиться!.. ТЫ ВСЕ ПОНЯЛ?!»
«Да», – в голосе были слышны удивление и боль…
«НЕ СЛЫШУ!!!» – еще один «выстрел на звук»…
«Уф-ф!.. Я понял, понял!!!»
«Тогда исчезни, и пока я не позову, не появляйся! ПОШЁЛ!..»
Глава 4
Прошло уже две недели после той «битвы титанов в одном флаконе». За это время мне смертельно надоело валяться на койке без дела и изучать трещинки на потолке вплоть до самых маленьких. Поэтому стал вспоминать точечный массаж, который показывал один из наших любителей у-шу. Попросил «няньку»-санитара выстрогать маленький колышек наподобие карандаша. Тот удивился, но просьбу выполнил, за что и получил полугривенный. И теперь каждое утро в качестве зарядки прохожу «инструментом» по точкам от большого пальца до локтя. Помогает очень даже неплохо. А если прибавить к тому дыхательную гимнастику, то еще лучше. Правда, для этого нужно вставать, что пока нежелательно с точки зрения Михаила Николаевича, но санитар, приставленный ко мне «пестуном», поймав на этих занятиях, пообещал молчать как рыба.
Сам он, старый солдат, в русско-японскую войну был ранен, вылечился, да так и остался при докторе то ли денщиком, то ли помощником… Теперь «смотрел» тяжелых, лежачих раненых, выполнял все грязные процедуры, но у меня возникло стойкое подозрение, что Петрович, как звали его все, вплоть до самой последней прачки, был природным психотерапевтом. Настоящая его помощь была в разговорах. С трудом мог писать и читать, но скажет по-простому, по-деревенски несколько слов, и на душе становится как-то легче и спокойней. Он рассказывал о том, как в далекие годы, когда был еще мелким постреленком, лазил с друзьями по чужим садам или ловил рыбу на речке, а я невольно ловил себя на мысли, что слушаю сказку какой-то Арины Родионовны…
Два раза за это время был удостоен визита госпитального батюшки, высокого здоровяка с начинающей седеть бородой, пахнущего ладаном и воском. Разговоры с ним получались короткими. Было непривычно и неловко беседовать со священником, который в свою очередь воспринял это за последствия контузии, пообещал помолиться за меня и напомнил, что скоро уже Великий пост.
Дарья Александровна заходила теперь реже, только для того, чтобы накормить лекарствами, или сопровождая Михаила Николаевича на обходе. Но и этого времени хватало, чтобы немного поболтать. Так я узнал, что лежу, оказывается, на именной койке. С началом войны, когда военные госпитали перестали справляться с большим наплывом раненых, к этому делу подключились общественные организации и даже отдельные люди. Госпиталь, где я находился, был создан Российским обществом Красного Креста, а койка, на которой имел удовольствие располагаться, содержалась и финансировалась Гомельской женской гимназией, которую Дарья Александровна и закончила. И поэтому она, отчего-то покрывшись смущенным
