И возможно, что вы кому-нибудь из них лекции свои читали. Вот они позаканчивают ВУЗы и станут настоящими, полезными стране людьми, а я – я мусор.
– Вы не правы, Михаил – это в Вас максимализм юношеский крылышками плещет. На черное и белое все норовите разделить. А жизнь она из оттенков состоит и нюансов тончайших. И Вы только в самом начале ее пути. Все может перемениться завтра или послезавтра. Одна нечаянная встреча, один взгляд, одно Слово. Я ведь тоже в Ваши годы шалопаем был и сорвиголовой. По молодости даже в местах не «столь отдаленных» побывать довелось.
– Ну?– не поверил Мишка.– И по какой статье «чалились»?
– Чалился? За «хулиганку» трояк влепили. По «малолетке» и отбывал. Ну, а отбыл срок и сразу на фронт ушел. Война вокурат через месяц с Германией началась. Вот там пришлось всякого повидать и людей она выворачивала так, что утверждать что-то категорическое быстро отучаешься. Видел я, как вчерашний зек, весь синий от наколок, под танк с гранатой кинулся. А политрук роты, интеллигентнейший человек, полиглот и эрудит – подкрадывался и, подслушав, о чем бойцы промеж себя говорят – доносы писал. И по ним несколько человек в штрафбат ушло. Так-то вот.
– И что потом с этим политруком стало?– заинтересовался Мишка дальнейшей судьбой эрудита-стукача.
– Зарезали ночью. Возвращался к себе в землянку, напали и горло от уха до уха располосовали. Из роты нашей, конечно, кто-то руку приложил. Не нашли преступника. На допросы особист всех перетаскал, но вычислить ни кого не смог. Рукой махнул и на немчуру списал. «Погиб смертью храбрых». Не спешите ярлыки на людей вешать. И на себя тоже,– никто с Мишкой так никогда не разговаривал. Академик уходил, а он снова и снова вспоминал его слова и начинал смотреть на себя и людей иначе. Поступки, слова, жесты, недомолвки. Люди становились интересны, даже лохи, приносящие в «клюве бабло» уже не вызывали в Мишке пренебрежительного к ним отношения. Раньше ему казалось, что он понимает их мотивы и желания. Теперь он понимал, что ни черта не понимал.– «А что я вообще знаю? Троечник серый. Поделил людей на овец и волков. Овец много, волков гораздо меньше. Вот и хорошо, я-то среди волков зубастых»,– Теперь все по-другому виделось. Оттенки, оказывается есть и полутона.– «А может людей нужно делить на смирившихся с мертвечиной и не смирившихся с ней? И может быть в его деятельности жульнической больше правды и жизни, чем во всех декларациях официальных? Которые, лицемерно призывают к законопослушности, чтобы стричь баранов покорных удобнее было?»– думал Мишка.
Глава 3
Кирюха действительно к Мишке быстро привык и любил, усевшись на его плечо левое, на то которое вздернуто чуть повыше из-за ранения, переминаться с лапы на лапу. Рубах у Мишки истрепал несчетно. Кроме своей коронной фразы, которую он мог действительно за день проскрежетать несколько раз, – «Я – Кирилл, а ты – дебилл»,– Кирюха произносил еще с десяток таких же коротких и емких.– «Кирюша хороший», «Давай, наливай», «Сам такой», ну и еще несколько
