с фрески неизвестный муж8 лежал перед ней в бедовом месте. «Неужто черт?!»
– Пить, – совсем уж жалостливо простонал незнакомец.
– Я сейчас, дяденька, сейчас, – Дуняша стрелой вылетела на двор.
«А можно ли черта поранить? Да нет, человек это, помирает бедный. Воды, где взять воды?» У колодца не оказалось ни только ведра, но даже и веревки. Близок локоток, да не укусишь. Девочка вздохнула и вернулась к кузнице. Взгляд блуждал по заросшему бурьяном двору. «Как же набрать воды, и во что? Сапог у него двойным швом прошит, хоть в брод реку переходи, не промокнет. Вот тебе и ведро!»
Евдокия решительно подошла к раненому, схватилась за правый сапог и потянула.
– Эй, ты что делаешь?! Не венчались, а уж сапоги снимаешь9, – незнакомец, морщась от боли, привстал на правом локте, на девчушку глянули немного узкие карие глаза. «Да это степняк!» – испугалась Дуня, о южных кочевниках в этом лесном краю слышали только страшные байки.
– Я водицы, дяденька, тебе в него хотела набрать. Ведерка при колодце нет, – залепетала она.
– Сильней тяни, – прохрипел чернявый.
Девочка дернула, раненый вскрикнул от боли, но сапог поддался. В нос ударил тяжелый дух немытой ноги.
Как у всякой хозяйки, пусть и совсем малой, у Евдокии на поясе висело много рукодельного добра: мешочек с иглами, ножницы, шильце, гребенка, наперсток, небольшой нож. Вот этим ножичком Дуня безжалостно и прорезала дыру в голенище добротных сапог. Распоясалась, оставив свой скарб в траве. Конец кушака продела в отверстие и завязала. Кожаное ведро-сапог легло на водную гладь колодца, глотнуло влаги, потяжелело. Можно тащить. Первую воду Дуняша выплеснула, смывая нечистое, вторую понесла в кузницу.
Осторожно, чтобы не расплескать, она поднесла сапог к губам чернявого. Тот сделал несколько жадных глотков, опять тяжело задышал. «Умаялся бедный».
– Рану промой да перевяжи, – более твердым голосом приказал незнакомец.
«Перевяжи, чем перевязывать-то?»
– Десный10 рукав от рубахи моей оторви, – прочитал ее растерянный взгляд чернявый.
– Я за подорожником, а то присохнет, потом не оторвать, – Дуняша выбежала опять, надергала вдоль дороги широких гладких листочков, оторвала от подола своей рубахи по кругу тонкую ленту. Стали видны щиколотки. «Стыдно так-то коротко, да для хорошей перевязки одного рукава нешто хватит, а второй рукав у него уже изодран».
Промытые водой подорожники легли на рану, беленая полоса рубахи обвила смуглый торс.
– Вот, дяденька. Только сапог теперь мокрый, может не надевать пока, пусть сохнет?
– Вода там осталась? Дай еще глотнуть, – незнакомец сел, лоб прорезали морщины. Чернявый прикусил и так искусанную в кровь губу.
– Ты бы полежал, чего
Муж – здесь в значении мужчина.
В брачную ночь жена в знак покорности снимала с мужа сапоги.
Десный – правый.
