p>
Интеллигентный мужчина громко отхлебнул ароматный обжигающий напиток, закусил его мятным пряником и тяжело вздохнул.
– М-дя! Вот оно как! Вот так все сложилось… Судьба-индейка! Или, скорее, зебра. Черная полоска – белая полоска. Только черных, почему-то, в два раза больше получается!
Прошло почти полгода с того момента, как он вернулся из кругосветного путешествия в пустую квартиру. Надо сказать, поначалу, Кружкин очень обрадовался возвращению домой.
– Дом, милый, дом! Родительские стены! Альма, так сказать, матер! – промолвил Генрих Валентинович, пуская скупую мужскую слезу.
Он без труда открыл, знакомую до боли, обшитую коричневым дерматином, дверь запасным комплектом ключей, пролежавших те два года, что он отсутствовал, у соседки тети Тамары.
Генрих осторожно вошел в прихожую и удивился: все осталось по-прежнему, даже пыли, как ему показалось, было не больше, чем обычно. Мужчина прошел в гостиную и снял огромные, словно байдарки, остроносые ботинки, давая свободу усталым, вспотевшим ступням. Генрих скинул всю одежду – было жарко, и остался лишь в узких обтягивающих плавках. С удовольствием посмотрел на свое отражение в большом старинном зеркале на стене.
– М-дя! Мужчина хоть куда! Даже сам себе завидую. Не берут меня года! Не властно время надо мною! Все такой же стройный и подтянутый, словно шестнадцатилетний юноша, – сказал он вслух, любуясь своим коричневым, иссохшим тельцем, напоминающим египетскую мумию.
Потом он улегся на диван, лицом вниз, в красивую бархатную подушечку, когда-то, в лучшие времена его жизни, сшитую заботливыми Машиными ручками, и крепко уснул.
Первые несколько дней Генрих отдыхал, наслаждаясь покоем и домашним уютом. Он выходил лишь раз в сутки, утром за продуктами, причем покупал в супермаркете «Чунга-Чанга» все самое дорогое и экзотическое. Не отказывал себе ни в чем. Поэтому деньги, которые Демид Уколович выделил Кружкину на первое время, почти сразу закончились.
Нужно было устраиваться на работу. Попытался вернуться в кукольный, но не получилось: на его должность, понятное дело, уже взяли нового бутафора. А все места монтировщиков сцены оказались заняты.
Магазин «Интерьер», за время его отсутствия, окончательно разорился и трагически закончил свое существование.
Помыкавшись около месяца, Кружкин все же сумел устроиться, не без помощи старого приятеля Панаса Жука, в недавно открывшийся магазин хозтоваров и стройматериалов «Еврострой».
Генриху Валентиновичу тут же выдали новенький синий комбинезон и бейсболку с фирменными логотипами. Такой наряд ему очень понравился, и первое время, Генрих Кружкин ходил с гордо задранным носом. На расспросы соседей и знакомых отвечал, что работает в «Евроспорте». Поэтому все думали, что Кружкин устроился на телевидение и очень завидовали.
Но эйфория вскоре прошла, и наступили нудные и тяжелые трудовые будни. Работа грузчика в стройтоварах – грязная и трудная, да к тому же малооплачиваемая. Целыми днями Генрих таскал увесистые мешки с цементом, ящики с кафельной плиткой, пачки пластиковых панелей. К вечеру выдыхался и уставал настолько, что едва доползал до дому. Интеллигентный мужчина выпивал свой любимый кофе с пряниками и ложился спасть. Нормально поесть, не всухомятку, удавалось лишь по выходным. Да и то, особого удовольствия от пищи он не получал. Готовить нормально Кружкин не умел даже при помощи кулинарной книги. У него обязательно что-нибудь недоваривалось или подгорало. А сходить в кафе или ресторан пообедать – казалось слишком накладно. Было из-за чего впасть в депрессию.
Так вот, в тот самый судьбоносный вечер, Генрих сидел в мягком кресле. По телевизору шли «Нудные дядьки», в кружке остывал вкуснейший крепкий кофе, но, ничто его не радовало…
Вдруг раздался долгий звонок в дверь.
– Кого еще черти принесли? – Генрих, злобно ругаясь, встал с кресла и попытался нащупать огромными босыми ступнями домашние тапки. Никак не удавалось, а в дверь продолжали тревожно и пронзительно звонить.
– Иду, иду! Уже бегу! Кто ж там нетерпеливый такой! – Кружкин злобно отмахнулся рукой на тапки и побежал открывать, громко стуча босыми черствыми пятками по холодному линолеуму коридора.
Генрих крутанул слегка заедающую вертушку замка и распахнул дверь.
На пороге стояла высокая худая женщина средних лет, в очках и с копной всклокоченных светлых волос, почти как у Пьера Ришара. Она приветливо улыбалась широченным лягушачьим ртом. Генрих был готов поклясться чем угодно, что никогда раньше не видел этой особы, но лицо ее, странным образом, показалось ему знакомым.
– Дама, вам кого? – немного смущаясь, оттого что был в одних трусах, спросил Генрих Валентинович.
– Не узнаешь меня, милый? –
