в двери заходят двое,
а выходят по одному,
где пара – это уже трое в масках,
неизвестные никому.
И снова сова в лесу плачет от боли,
кричит, как обезумевшая, в ладони;
дверной проём открывается в пустоту
и все молча погружаются
каждый в свою глубину.
1311.46.
Почтенная банкирша,
подобно собачке, скачет,
важно гавкает,
жаль не пляшет.
Э-ге-гей, холмистый гей,
ты зачем тут бродишь?
Убегай же поскорей,
пока ещё ты можешь.
Пучки травы вместо волос
и кожа – мох зелёный,
в земле лежишь,
как будто спишь с природой.
Вселился дьявол в твой утюг,
собаки злобно лают
и даже сода и кефир
проблемы не решают.
Кухарка жарит петуха,
а курица – кухарку,
огрызки скачут вокруг пня,
а дятлы щиплют травку.
Где раньше яблони цвели —
теперь одни каменья,
сожрали дятлы всю траву
и нету им прощенья.
1312.47.
Когда умирает «тема»,
становится темно,
замерзает солнце,
проникает холод в окно.
Но как только – это случается,
вдруг в тишине вспышка молнии —
новый рождает свет
и появляется свежая тема
тепленькая, как хлеб.
В глазах прорастают корни в
ечно зелёных деревьев,
им мало места в голове,
они ищут землю.
Журчащие мысли в голове
становятся бурным потоком;
обнажённая, как дитя света,
идея превращается в Солнце.
1313.48. Стану собой.
Мы живём с тобою понарошку.
Может быть, мы чей-то странный сон;
может быть, в глазах мы отражение;
может быть, мы спим, а не живём.
Может быть, наш Бог – ребёнок юный,
он играет вечером в игру,
где герой главный, безумный
живет в его плену.
Когда море заполняет комнату
и рыбы вплывают в окно,
я сразу ныряю в зеркало
и залегаю на дно.
Настало время разломать часы,
освободить кукушек и соф;
цепи стянули их крылья,
пора их снять и пойти домой.
Когда луна станет полной,
в высокий прибой
я выйду на берег моря
и снова стану собой.
Рыбы, не понимая, что происходит,
