новый день
под колокольный звон.
Он открыватель истин,
хранитель колеса, – старик.
Его коней – то бег, то рысь
и грохот слов рычанья рык.
И Бог наполнит его чашу
и птицы окружат кольцом,
и, повинуясь их указу,
колоколов прольётся звон.
В борьбе невольной, хорошея,
над наковальней молот пел,
а сталь хрипела, задыхалась,
закаляясь сильней и сильней.
1318.53.
Моя жизнь – чёрная, белая,
острая самыми разными гранями,
ни на что никогда не похожая,
всегда неожиданно странная.
Полутонами на солнце играющая,
полуцветами ночью цветущая,
часто – обычная, реже – безумная,
всегда, как вода, тягучая и текущая.
Как камень – стоящая,
как волны – бегущая,
как воздух – свободная,
как ветер – сиюминутная.
Плавные линии – очертания дыма,
дрожащая света тень,
пульсирующий в воде звук – день.
Начинается, плавно идёт,
переходит в красное, желтое,
очень горячее,
потом замирает и засыпает.
Может быть, даже молчит,
дремает, вздрагивает,
пальцами шевелит,
перебирает нить паутины, икает.
1319.54.
Пустая душа требует водки
или, может быть, грязной любви,…
она валяется внутри комнаты и воет от собственной тишины.
Её надо срочно наполнить
до краев ведрами,
напоить,
вылить в неё позитивчика
или другой какой ерунды.
До чёрта умные щебечут,
позитивное отношение к реальности
изменяет её, как ни крути.
И то, без сомнения, правда,
но давит нюансов тьма;
от одного самовнушения
– не вертится почему-то земля.
Кудахтанье бесит
– мешает мысли собрать в кулак,
придумать нереальную хитрость
и сыграть обстоятельствами ва-банк.
Мысль пульсирует в голове:
«К чертям условности! – говорит, —
надо очистить мозг
и ситуацию целиком загрузить».
Посмотреть абстрактно сверху,
прикинуть варианты пути,
нарисовать истинную картину
без капелек сладкой лжи.
1320.55.
Слушаю радио:
в нём о чём-то громко болтают,
жаль,
никто ни черта не понимает, не разбирает;
кто-то
