коммуникация, для человека монотеистической культуры отдающая пещерной архаикой, поражающей своей живучестью. Для “повзрослевшего” человечества это выглядит как культурный инфантилизм, хотя, возможно, развитие науки о человеке откроет во всем этом некие глубинные смыслы»[12].
Возможная причина постиндустриального язычества в том, что синтоизм тесно связан с природно-климатическими особенностями страны; японцам, изо дня в день наблюдающим силу природы в виде извержений вулканов, тайфунов, землетрясений и цунами, легко верится, что синтоистские боги присутствуют в любом природном объекте и явлении. То есть, помимо универсальных природоохранных факторов, действуют еще и культовые, отчего кажется, что в Японии должны быть особенно сильны экологические настроения. Однако это не мешает японцам срезать горы и вырубать леса в интересах расширения площадей застройки или увеличения доли обрабатываемых земель[13]. Проблему решает ритуальное обращение к местным богам (горы или леса), так называемым нуси – изначальным хозяевам места, – за разрешением на вырубку, после чего она считается возможной. Такое принесение собственной природы в жертву цивилизационному развитию имеет в том числе и культурные последствия: режиссер Куросава Акира уже в конце 1960-х годов жаловался, что в Японии стало невозможно найти подходящий пейзаж для съемок исторического фильма: линии ЛЭП и железнодорожные коммуникации покрывают самые отдаленные участки в сельской местности.
Тенденция разрастания мегаполисов не отменяет того факта, что большинство японцев (или как минимум их родителей) по своему рождению относятся к тому или иному сельскому региону. В связи с этим существует традиция краткосрочного посещения малой родины (наиболее массовое паломничество происходит в середине августа, в период летнего праздника О-бон, поминовения умерших) для того, чтобы навестить родителей или их могилы. Таким образом, японцы регулярно приобщаются к традиционному жизненному циклу, вступая в коммуникацию как со старшим поколением, так и с синтоистскими божествами.
Пуповина связи с семьей предков, местом рождения у многих молодых японцев становится все тоньше. Поддержанию этого чувства способствуют новые коммуникационные инструменты: кино и телевидение. Солидный объем документальных травелогов на японском телевидении отводится паломничествам в фурусато – родные места. Ряд кинофильмов, получивших как престижные японские, так и международные фестивальные призы в 2006–2016 годах, культивируют темы семейной преемственности. В них обязательно присутствуют дневники старших родственников, найденные молодыми героями, неожиданные откровения бабушек и дедушек перед смертью, которые восстанавливают родовую память внуков (см., например, «Тикатэцу ни ноттэ» [2006], «Эйэн но зеро» [2013], «Тийсана о-ути» [2014], «Ицу мата кими то» [2017] и многие другие[14]). Часто и вполне закономерно для японского культа
Интервью с автором, июль 2017 года.
Гораздо больше, чем самих японцев, эта проблема волнует западных японофилов. См., например, книгу Алекса Керра
[Порядок названий сохранен. ] «Садясь в метро»: ведомый призраком погибшего брата герой путешествует не только по собственной, но и по отцовской юности; «Маленький дом»: внук-студент впервые узнает от бабушки драматическую историю ее довоенного детства и юности; «Вечный ноль»: студент и его сестра расследуют историю своего деда-
