rel="nofollow" href="#n_12" type="note">[12]”, или оставляющие на них похабные рисунки? Какой-то безвестный художник начал было чернить квадраты – шахматная доска, ein Schachbrett, un damier[13]… В мозгу у меня что-то вспыхнуло, и слово осело на язык: Сен-Дамье! Я выскочил на улицу и остановил проезжее такси. Может ли он отвезти меня в Сен-Дамье, где бы оно ни находилось?»
Сен-Дамье – это место, где жизнь встречается со смертью, подобно тому как на шахматной доске соседствуют светлые и темные квадраты. И это место, где герой встречает своего двойника-антипода (то есть того, кого на самом деле нет, кто лишь обозначает приобщение героя к опыту смерти).
В романе Достоевского «Преступление и наказание» символом смерти выступает отъезд на другой, чужой материк – в Америку. Но и само слово «АМЕРика» перекликается со словом «сМЕРть»:
«– Я, брат, еду в чужие краи.
– В чужие краи?
– В Америку.
– В Америку?
Свидригайлов вынул револьвер и взвел курок».
Любезный читатель, я тебя, конечно, МОРочу, но таково мое писательское РЕМесло.
Леон Бакст. Эскиз костюма арлекина к балету «Спящая красавица». 1921 год
Одинокий король
(Набоков и Дон Кихот)
Почему нас смущает, что Дон Кихот становится читателем «Дон Кихота», а Гамлет – зрителем «Гамлета»? Кажется, я отыскал причину: подобные сдвиги внушают нам, что если вымышленные персонажи могут быть читателями или зрителями, то мы, по отношению к ним читатели или зрители, тоже, возможно, вымышлены.
У него было забавное чувство, что он единственная черная фигура в том, что составитель шахматных задач мог бы назвать «выжидательной-задачей-с-королем-в-углу», типа solus rex[14].
Набоков читал лекции о «Дон Кихоте» (и конспектировал книгу Сервантеса по главам, добавляя свои примечания). Почему он это делал? Его заинтересовал главный (в смысле: установочный) роман Нового времени?
Вообще-то Набоков не хотел заниматься Сервантесом, его вынудили (поручили как преподавателю литературы).
И все же во встрече Набокова с Дон Кихотом был смысл, не осознаваемый, конечно, ни университетским начальством, ни (поначалу) самим Набоковым.
В лекциях о «Дон Кихоте» есть фраза: «отражения и отражения отражений мерцают на страницах книги». Это верно, но то же самое можно сказать и о любой книге самого Набокова.
В предисловии к «Дон Кихоту» Сервантес говорит (правда, устами приятеля) о своей книге, что «вся она есть сплошное обличение рыцарских романов», то есть пародия на рыцарские романы. А в конце книги утверждает (правда, устами вымышленного автора истории о Дон Кихоте – Сида Ахмета Бенинхели[15]):
Шахматная доска (нем., франц.).
Одинокий король (лат.)
Cide Hamete Beningeli.
