очень увлечена и успокоилась («Не посадят!»), и я замуж собралась («Я первый их благословил!» – сказал БЛ.), во Франции меня ждут, и бабушка в счастливом браке… Были мы веселы, двже пели, а главное – абсолютно здоровы. Мы проводили БЛ в 11 часов по заметенному снегом шоссе к нему на дачу, он быстро шагал в белых круглых валенках, рядом семенил верный Тобик, на перекрестке помахал нам варежкой…
Лаборатория ИКС. Дом на углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка, где находилась тайная лаборатория НКВД по опытам над заключенными
В это же время художник Кокорекин присутствовал в Индии на сожжении брамина. Он уже накупил подарков для своей жены и любовницы, обратный билет в Москву был в кармане, но какой же художник откажется от такого зрелища – сожжение брамина! Видимо, тогда же он и заразился. Вернувшись в Москву, был госпитализирован в Боткинскую больницу с диагнозом «черная оспа», где скончался. Умерли и три работника больницы, а в Москве была объявлена обязательная вакцинация всех жителей. Без справки о прививке не продавали билеты на поезд, инспектора ходили по квартирам, проверяли их наличие у жильцов, у нас в институте не допускали к экзаменам без предъявления этих справок, была настоящая паника. Черной оспы в России не было, наверное, сто лет, кампания проводилась с размахом. Подключались и добровольцы. Помню, что справки нам в приемной директора выписывала очаровательная Беллочка Ахмадулина (а сами прививки делались в актовом зале), участие в деле спасения людей от страшной заразы было почетным долгом. Вакцинированы были и писатели Переделкина. Жорж тоже сделал прививку в МГУ, иначе в общежитие не пускали. Уже в январе к нам как-то на огонек зашел БЛ (мама была в Москве), и мы стали рассматривать оспенные следы на руках: у нас с Жоржем они были маленькие и аккуратные, а у БЛ – струп величиной с пятак, уже засохший. Но он смеялся и говорил, что, наверное, лучше нас прореагировал.
В ту пору мы ничего не знали о «лаборатории ИКС», о Майрановском и Судоплатове, о токсикологических исследованиях на Лубянке (якобы запрещенных с 1953 года после «дела Берии», что, однако, не соответствует истине, как показала жизнь, вернее, смерть немалого числа людей), ходили только страшные слухи о доме в Варсонофьевском переулке.
Правда, уже давно вокруг нас крутились «бесконечны безобразны» разные мелкие бесы, но слишком мелкие, чтобы всерьез их бояться. Регулярно выключался телефон. Мама вызывала мастера, их приходило почему-то несколько, меняли розетки, что-то в коробке переключения на лестнице, через некоторое время он снова замолкал, они опять приходили (видимо, требовалось заменить пленку записи). Мы жили на последнем этаже, дверь на чердак была все годы закрыта (бродяги, пожары!), и вдруг уже несколько месяцев там странное оживление, входят – выходят, маме даже померещился странный маскарад, мужчина в женском платье. Дверь и ночью не заперта. Спрашиваем у дворника, он в ответ: «Ремонт потолочных перекрытий». Так ему, видимо, сказали. Мои близкие подруги были завсегдатаями консерватории. В перерыве к одной из них (обе были очень хорошенькие)
