се так просто, как кажется…
Для начала – краткая историческая справка. Первая мировая война привела к крушению трех огромных многонациональных империй (Австро-Венгерской, Российской, Турецкой) и формированию новых государств. Победившая в войне сторона (Антанта) установила западную границу новоявленной Чехо-Словакии по довоенной границе между Австро-Венгрией и Германией. В результате у северо-западных и юго-западных рубежей нового государства оказались районы компактного проживания немецкого (можно сказать – «австрийского») меньшинства. Причем меньшинства весьма многочисленного: в начале 30-х гг. население ЧСР состояло из 7,4 млн. чехов, 3,3 млн. немцев, 2,4 млн. словаков, 0,6 млн. венгров, 0,5 млн. закарпатских русинов, 300 тыс. евреев, 100 тыс. поляков.
Не будем сейчас отвлекаться на обсуждение вопроса о том, какие аргументы мог (должен был) привести «запад» в Мюнхене, отрицая право трех миллионов судетских немцев на воссоединение с «фатерляндом», но все же напомним читателю о том, что англо-французы для себя ничего не просили и ничего (кроме позора) не получили. Напомним и о том, что в Мюнхене Гитлер не требовал ликвидации Чехословакии и не объявлял ее «уродливым детищем Версальского договора»; на тот момент требования Германии сводились к хрестоматийному «Отпусти народ мой». И даже с учетом того, что СЕГОДНЯ известно о последствиях «мюнхена», нельзя не признать, что со стороны Англии и Франции это была – да, трусливая и глупая – попытка предотвратить войну. Дело доброе. Именно в этом главное и качественное отличие «мюнхена» от советско-нацистской сделки, которая была соглашением между двумя поджигателями войны о разделе будущей военной добычи.
Вернемся однако же в 1938 год. Что в момент «судетского кризиса» делал Советский Союз? И на этот вопрос ответ «знают все». СССР в лице наркома иностранных дел М. М. Литвинова со всех трибун клеймил позором политику «умиротворения агрессора», гневно обличал и сурово порицал, требовал от Франции выполнения ее обязательств перед Чехословакией, многократно заверял Прагу в неизменной поддержке, отмобилизовал и подтянул к западным границам несколько десятков дивизий, готовил к бою танки-самолеты, протягивал многочисленные руки братской помощи…
Все хорошо, одно нехорошо – благостную картину нарушает простой, очевидный, но никем еще не заданный вопрос: «А что ж не помогли, если так сильно хотели?» Нет, в самом деле, если могучий Советский Союз, который уже летом 1938 г. считал дивизии и бригады сотнями, танки и боевые самолеты – тысячами, хотел помочь Чехословакии (и не из одной только платонической любви к «братьям-славянам», а дабы не допустить «продвижения Гитлера на восток»), то что же помешало реализовать столь полезные и благородные намерения? Почему даже официальной ноты протеста в МИД Германии не послали? советского посла из Берлина «для консультаций» не отозвали – не говоря уже о более действенных способах выражения несогласия Москвы с условиями и результатами «мюнхенской сделки»?
Интересно отметить, что в вариантах ответа на этот вопрос отчетливо просматриваются характерные для всей советской историографии 2 МВ «два эшелона», два уровня: для «своих» и для «тупой пиплы». В изданных мизерным тиражом, но претендующих на научную солидность толстых монографиях просто и без затей, с несколько даже демонстративным цинизмом («ну, мы тут все люди взрослые, чего ваньку-то ломать») признают, что помогать чехам Советский Союз и не собирался. «Практический ум Сталина диктовал, как в период подготовки Мюнхена (несмотря на дипломатическую риторику), так и после него позицию наблюдателя, выжидающего дальнейшего развития событий и руководствовавшегося принципом, грубо говоря, «не лезть на рожон».
А вот ширнармассам – после рассказа про «700 истребителей, снаряженных для немедленного вылета в Чехословакию», и прочие, захватывающие дух проявления готовности СССР броситься на помощь жертве фашистской агрессии – с горестным всхлипом сообщают, что мы бы и рады были помочь, но все закончилось ничем по причине пункта. Советско-чехословацкий договор о взаимопомощи содержал в своем тексте пункт о том, что обязательства СССР вступают в силу лишь в том случае, когда Франция также придет на помощь Чехословакии. А Франция – не того, вот и мы не того…
Это замечательная логика, и она знакома и понятна даже тем, кто не знает – на какой стороне глобуса надо искать злосчастный Мюнхен. «Мы бы поженились, но его (ее) родители не хотят». Правда, по закону и по жизни все совсем не так. Для регистрации брака и возникновения всей полноты прав и обязанностей, связанных со вступлением в брак, ни родители, ни «свидетели» не нужны – только письменно заверенное в государственном учреждении (ЗАГСе) желание двух взрослых людей, жениха и невесты. При наличии такого желания вопрос решается быстро и просто, с уплатой мизерной госпошлины; при отсутствии желания хотя бы у одной из сторон – не решается никогда.
Ни Чехословакия, ни, тем паче, Советский Союз колонией Франции не были. Ни Прага, ни Москва не нуждались в «разрешении» из Парижа для того, чтобы изменить условия существующего договора или заключить любой новый договор. Нужно было только захотеть. При наличии желания (политической воли)
