отстраненным. Жанна Валерьевна и вовсе, как показалось Алене, посмотрела на нее с ненавистью. Папина жена ее в общем-то не обижала, но обращалась свысока. Практически с ней не разговаривала, а когда и случалось такое, буквально цедила слова сквозь зубы. Алена кожей чувствовала неприязнь мачехи и не знала, как себя с ней вести, чтобы не раздражать еще больше.
Да и Артем, хоть и спросил довольно миролюбиво, как прошел ее день, относился к ней, чувствовалось, тоже плохо.
Но хуже всего дела обстояли, конечно, с Максимом. Они, Жанна Валерьевна и Артем, хотя бы старались делать вид, что терпят ее. Максим же открыто демонстрировал свою враждебность. И что самое обидное, ей он почему-то нравился. Необъяснимо. Вопреки. Вот нравился – и все тут. Она даже нарисовала его! Но, устыдившись, спрятала скетчбук подальше.
Если бы он не был ее братом, она бы, наверное, грезила о нем. Хотя влюбиться в такого – не дай бог. Это беда. Катастрофа.
В любом случае его ненависть ранила больнее, чем презрение Жанны Валерьевны и неприязнь Артема. Почему-то очень сильно, прямо до боли не хотелось, чтобы он так к ней относился. Хотя понимала сама: иначе и быть не могло. На то есть тысячи причин. Начиная с того, что папа изменил Жанне Валерьевне с ее матерью, и теперь Алена – живое тому напоминание. И заканчивая простой, но жестокой правдой: кто он и кто она. Небо и земля. Принц и нищая. Красавец и страшилище. Ну нет. Страшилищем она все же не была. В детдоме, например, за ней ухлестывал Чусов и утверждал, что в жизни не видал таких, как она. Но… Рядом с Максимом она чувствовала себя совсем невзрачной.
А еще, несмотря на его злость, грубость и ершистый нрав, она не чувствовала в нем настоящей продуманной жестокости, от которой истинный циник получает садистское удовольствие. Он просто казался человеком, который решил, что терять ему нечего, а потому готов лететь вместе со всем миром в тартарары. «Но лучше не думать о нем», – говорила она себе. Хотя не так-то легко это давалось. Мысли сами собой лезли в голову. Но надо как-то отвлечься.
Старуха дикторша спрашивала ее, что она читает. Вот где стыд-то! Вообще, она читала, конечно, в прошлом году кое-что из программы. Тургенева, немного из Достоевского, Куприна… Ну и все. Школьные учителя ее всегда жалели и особо не спрашивали. А вот Лилия Генриховна разразилась такой уничижительной речью, что Алена готова была сползти под стол. Короче говоря, старуха велела ей читать. Читать много и постоянно. А еще слушать аудиокниги. А лучше всего – одновременно читать и слушать. Накидала ей длиннющий список из писателей «маст-рид», большую часть из которых Алена и не слышала.
Начать она решила с Цвейга, благо у папы библиотека оказалась на редкость богатой. И Цвейг неожиданно ее увлек. Нет, увлек – не то слово. Никогда прежде книга не действовала на нее так, что внутри все болело, что от эмоций в груди камнем стоял ком. Над «Жгучей тайной» она буквально заливалась слезами.
А потом явился Максим. Она с утра, с самого завтрака его не видела.
