исдыханиями, в погоне за скоропортящимся счастьем-мигом в удовольствиях-непредсказуемостях.
Заун не дожил до этого мгновения, а его кости лишь и не тронуты, равнина позаботилась чтобы их не нашли, перед забвением, то кстати проделала из-за отгадки, та ведь и стала собой лишь из-за подобной участи-мании, она знала что эта охапка колдунов, и для чего им чужие останки, кстати именно они и причастны к наплывам в ней продолжительных несчастий, пусть и теперь уже в прошлом.
Тропа, пень и бремя
Глаферъ, мужчина со скрупулезной жаждой всежелания, вызнал, то ближе к вечеру, у Дисмании, ей он частенько чинил крыльцо, кое сам же и ломал по не осторожности, как и обычно, про местечко одно, которое находится за некой тропой, в коем живет семиглазая девушка, она мастерица исполнять разные прихоти, как например устранять жажды, да другое, а могущество свое держит в серебряном кувшине, тот же стережет ее преданный крот в низеньком погребке, собственно старушка о той вызнала от соседки, коя ту встретила при каком-то случае, по ошибке избрав не тот путь.
– Договориться с существом не просто, но если ей угодишь умением или еще чем, то непременно отблагодарит, воздаст прихотями, а нет, скормит тому же пню зверств, на ком частенько восседает. – выдала сразу, смакуя предстоящее приключение своего знакомого, коего родственником называла.
Мужчина за слова бабки вмиг починил ей шкаф, и табуретки, кровать, и даже подоконник, обожал все необычности внешностей, да и где только не искал себе жену, но удивительной обаятельности лишь, и без ужина двинулся по узкой тропе к плотине, на границе 2 краев, из завалов веток и щебня. Шел он впоследствии выбора несколько часов, за то время его будто предостерегало зверье всякое о каких-то невзгодах и драмах, падая на него, выскакивая, даже швыряясь чем-то, но Глаферъ тому внимания не подал, поддался надежде на прелестную выгоду для себя, хотя и с собой взял только сетчатую наволочку с фиолетовым фундуком, и уже после остановился у того самого бревна "Зверств", кой не приметил из-за путаницы с поворотами, тех вдруг стало 9.
Мужчина огляделся, и умывшись в утре, то быстро настало, поправил пояс, да выдал сожаление о том, что отужинать не успел, а ведь старушка ему сочные языки бобров предлагала, прожаренные с дикими ягодами, на что тут же возле стареньких ботинок увидал зажаренные языки тех самых бобрят.
– Отведай, скорее, и я встречу тебя, приму всеми любезностями! – прошептала девушка словно из какой-то насыпи локонов-травы под пнем.
Мужчина поднял лакомства, удивился неладному, угостился теми, и тотчас затеял увидеть потемки, оттого утро обратилось вечером, а там и одинокие тополя в огне, потому они позади тотчас заполыхали, то вдоль узкой тропы, коя внезапно по требованию путника предстала чьим-то расплющенным и ароматным хвостом.
– Встань и отвернись. – пробасила незнакомка, выжидая уступок чужака.
Мужчина отряхнул водолазку от жира, привстал и присмотрелся
