На столе черепки, объедки… Ужасно, святейший! Ужасно… Его в больницу нужно поместить.
– Спасибо. – Тихон поклонился Нестору. – Вот грехи! Я уже третий год в Москве, а об Антонине ничего не знал. Самое печальное – ни разу, наверное, не вспомнил за делами-то бесконечными. Пойдемте в кабинет.
Достал из бюро несколько связок керенок, все еще бывших в обороте.
– Прибавьте к своим, устройте в хорошую больницу. – И приказал подать владыке лошадей.
Оставшись один, достал лист бумаги, открыл чернильницу, посмотрел на кончик пера, на календарь. Яков нарочно перелистнул, не дождавшись утра.
Завтра – 19 января – день рождения, день Макария Великого, проведшего в мертвой для мира пустыни шестьдесят лет…
– А мы вот в миру как в меду. Горьковат, правда, медок, а мир подобен льву-людоеду…
Написал в углу чистого листа: «Да избавит нас Господь от настоящего века лукавого». Открыл Послание к Галатам, сверил, поставил в скобках: «(Гал. 1, 4)».
Голова была ясная, но сердце торопилось, и рука по бумаге побежала быстро, ибо слова являлись сами собой.
«Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, и вместо любви христианской всюду сеют семена злобы, ненависти и братоубийственной брани.
Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним: ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем не повинных и даже на одре болезни лежащих людей, виновных только разве в том, что честно исполняли свой долг перед Родиной, что все силы свои полагали на служение благу народному. И все это совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете, с неслыханною доселе дерзостью и беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности – совершается в наши дни во всех почти городах и весях нашей Отчизны: и в столицах, и на отдаленных окраинах (в Петрограде, в Москве, Иркуртске, Севастополе и др.)».
Отложил ручку, подошел к иконам, опустился на колени:
– Господи, не оставь!
Золотоликий Спаситель, список с иконы Феофана Грека, смотрел золотыми глазами.
– Господи, не оставь! – повторил Тихон и, вернувшись к столу, написал: «Все сие преисполняет сердце наше глубокою, болезненною скорбию и вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения и прещения[2] по завету св. апостола: “Согрешающих пред всеми обличай, да и прочие страх имут” (1 Тим. 5, 20). Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной».
Долго смотрел перед собой в черное окно. Что за гроза – отлучить от причастия
Прещение – запрещение.
