на принтере (не на моем, у меня вообще нет принтера) крупным шрифтом:
ДРАКОН ВЕРНЕТСЯ!
Во мне все похолодело.
Если вы хотите узнать, откуда взялась эта записка, прочтите следующую главу.
Глава III,
в которой речь идет о британской поэзии и еврейской мистике
Увидев этот лист бумаги с запиской у себя на столе, я обомлел и несколько секунд молчал, уставившись на стол. Потом я набросился на Филиппа: дескать, откуда это? Кто сюда входил и кто положил? Реакция была одна: откуда я знаю, я вообще тут недавно, спроси маму. Разбуженная мама (все равно нечего спать в двенадцатом часу, если не собираешься продолжать спать до утра) тоже все отрицала и уверяла, что к нам вообще никто сегодня не только не приходил, но даже и не звонил. Я снова надавил на Филиппа, ибо если он не имеет к этому отношения, то речь идет уже о полной мистике, а так как в мистику типа записок махатм, таинственно появлявшихся в сейфе мадам Блаватской, я не верил, то презумпция невиновности сына стала представляться мне весьма сомнительной. После увеличения нажима и бесплодности попыток ответить на него агрессией и воплями защита сына стала давать слабину, в его воплях праведного негодования появились нотки неуверенности и наконец он замолчал, опустив глаза долу.
– Ну все, – торжествующе заявил я, – говори, что произошло.
Филипп кашлянул и начал неуверенным голосом:
– Ну иду я по улице, а навстречу какой-то мужик типа бомжа, бородатый такой. Увидел меня и говорит: вот передай своему папе записку, только не в руки, а положи где-нибудь на видном месте и ничего ему не рассказывай. Я вначале попробовал послать его куда подальше, но он так привязался, что я взял бумагу. А он говорит: не вздумай, дескать, выбросить, узнаю – найду и башку оторву. Кто его знает, бомжа-то?
Правда была явно неполна.
– Вот так просто он тебе пригрозил, а ты и согласился? Не верится что-то!
Щеки Филиппа стали пунцовыми.
– Он мне дал денег на комиксы.
– Сколько?
– Десять баксов.
– Где они?
– Вот… – Из кармана джинсов извлекается мятая зеленая бумажка, которая немедленно отбирается.
– Финансы конфисковываются в семейный бюджет. А ты, Филипп, просто Иуда, отца продаешь за десять баксов.
– Ну в конце концов тебе от этого же плохо не стало.
– Стало, еще как стало. Впрочем, ладно. Кроме бомжа ты там никого не видел? Не показалось ли тебе странным, что бомжи раздают баксы направо и налево?
– Показалось, но если ему так хотелось… Ну прости меня, был неправ.
– Ладно, absolve te, отпускаю тебе грехи (я поцеловал Филиппа в лоб, и он вернулся к компьютеру).
Инна стояла с изумленным лицом, в глазах читалось полное непонимание происходящего. Я вывел
