как ум главенствует над руками, ногами, сердцем и другими частями тела, функции которых выполняли Кармазин с Соловьевым. Этих двоих Шулепин уже наблюдал в деле и составил о них свое мнение, оставался третий, который интересовал его в наибольшей степени. Интересовал настолько, что он вылез из кареты и, щуря глаза, стал всматриваться в приближающегося всадника.
Между тем Кармазин с Соловьевым продолжали свой разговор.
– А кто это с Пашкой?
– Да Уваров, больше некому, – сказал Кармазин. – Молодой, поступил в полк перед самым походом, так наслаждается гусарской формой, что являет ее всему свету. Кому ее здесь являть? Так нет же, в одном ментике скачет, как будто мороз не про него. Других таких дурачков у нас нет.
– Из каких Уваровых?
– Да из наших, из костромских.
– Уж не Сергея ли Павловича сынок? – наморщил лоб Соловьев. – Да нет, не может быть, тот еще пацаненок. Я когда в отпуске был, заехал к ним по соседству с визитом, так он от меня не отходил, то дай ему саблю в руках подержать, то шнуры на ментике пощупать.
– Да ты когда в отпуске-то был?
– Ох, давно. И правда – бежит время.
– Бежит, – согласился Кармазин. – А смены все нет. И судя по всему, не будет. Уваров – это не смена. Куковать нам здесь с тобой до последнего. А это что за шпак? – нарочито громко спросил он.
Кармазин соизволил, наконец, обратить внимание на Шулепина. Штатских он вообще недолюбливал, как всякий военный человек, а этот и вовсе ему не понравился. Чем, Кармазин разбираться не стал, не понравился – и все тут, больно важничает, вот встал демонстративно спиной к ним, ни за кого их держит.
– Да ехал оттуда, – Соловьев махнул рукой на запад, – со мной разговаривать не захотел, стал требовать более высокого начальства.
– Да кто он такой, чтобы требовать?
– Кто ж его знает, если он разговаривать не желает?
– На войне требовать имеют право только военные, а штатские должны подчиняться и отвечать. Что вообще здесь делает штатский?
– Вот и мне невдомек. Может, он шпиён?
– Чей?
– Наш.
– У нас нет шпиёнов, – сказал Кармазин, подделываясь под выговор Соловьева. – А если бы и были, то что делать нашему шпиёну в расположении наших войск?
– Верно! Ну, тогда французский, – заключил Соловьев.
Кармазин во все время разговора наблюдал за неизвестным. Тот сохранял полнейшее спокойствие. Нет, не так, полнейшее спокойствие сохраняли люди, симпатичные Кармазину, этот же держался с вызывающим безразличием, можно даже сказать, излучал пренебрежение.
– Со шпиёнами у нас разговор короткий, – сказал Кармазин, повышая голос, – как и с мародерами.
Спина неизвестного даже не дрогнула. Более того, он неприметно сдержал своих спутников.
